Эстонская Православная Церковь
Московского Патриархата

Истоки ЭПЦ МП

Мы не располагаем точными сведениями о времени первых обращений в православие на территории современной Эстонии. Есть основания утверждать, что, благодаря торговым связям с близ расположенными Новгородом и Псковом, это произошло до основания в 1030 г. Ярославом Мудрым города Юрьева (Тарту), где были построены православные храмы.

Достойно внимания, что в своем выступлении на семинаре «Реакция церквей и религиозных сообществ на войну и конфликты» (Вильнюс, 22 марта 2023 г.) Патриарх Константинопольский Варфоломей отметил, что «правитель Киевской Руси Владимир крестил огромную территорию, соединявшую Балтийское море с Черным»¹. Это важное признание Константинопольским Патриархом просвещения предков современных эстонцев не византийскими, как это утверждал митр. Григорий (Папатомас), а русскими миссионерами, деятельность которых «оставила неизгладимый след в эстонском языке. Это касается, в частности, слов, именующих основные средства проповеди: rist – крест и raamat – книга (от славянского слова «грамота»). Эстонский глагол ristima – крестить тем самым, что происходит от слова rist, указывает на укорененность в сознании средневековых эстов просвещения с Востока, потому что именно в русском языке таинство рождения в жизнь вечную обозначается словом, устанавливающим связь как с Крестом Христовым, так и с крестом, который каждый христианин несет по жизни. Для сравнения: во многих европейских языках это таинство обозначается словами, происходящими от древнегреческого βαπτίζω (ваптизо) – буквально: погружаю, а немецкое taufen – крестить происходит от tauchen – нырять, опускать в воду»².

Святейший Патриарх Алексий II в своем фундаментальном труде «Православие в Эстонии» утверждал, что «по археологическим находкам и тем отрывочным сведениям, которые имеем из летописей, мы вправе предположить, что православие в Эстонии и Латвии в XI–XII вв. было распространено шире, чем это принято думать»³. Первые письменные упоминания о православии среди эстов относятся к XII веку (памятник древнерусской письменности «Вопрошание Кирика», содержащий ответы Новгородского епископа Нифонта, в том числе и на вопрос, как оглашать чудина (чудь – фигурирующий в исторических документах, собирательный этноним угро-финских племен)).

Православие утверждалось одновременно с католическим вероисповеданием, пока в XIII веке его распространение не было прервано экспансией крестоносцев. Впрочем, в Тарту православные держались до 1472 года, когда были замучены приходской пастырь святой Исидор Юрьевский с 72 прихожанами. Ранее оттуда уехавший в Псков священник Иоанн Шестник (в монашестве – Иона) основал Псково-Печерский монастырь, преподобный игумен которого Корнилий проповедовал Православие не только эстонцам, жившим в окрестностях монастыря, но доходил до Нарвы, основал приходы в Нейгаузене (ныне – Ваcтселийна) и в других местах. В XVI веке, во время Ливонской войны, в Тарту была учреждена епископская кафедра, которая, по окончании кампании, в соответствии с договором о перемирии, была упразднена, а русские семьи и православное духовенство должны были покинуть этот край⁴.

Начало формирования автокефалии Русской Церкви

Согласно общепринятому представлению, в 1448 г. Русская Церковь обрела автокефальный статус. Полтысячелетия спустя, 8–19 июля 1948 г. в Москве состоялись юбилейные торжества, посвященные 500-летию автокефалии РПЦ, в которых участвовали представители Константинопольской и других Поместных Православных Церквей. Тем самым это представление получило межцерковное признание. Между тем, события 1448 г. никак нельзя рассматривать, как обретение Русской митрополией автокефалии.

Чтобы понять, что в 1448 г. произошло на самом деле, надо ознакомиться с предшествовавшими событиями.

В 1436 г. на кафедру митрополита Киевского и всея Руси, находившуюся в Москве, Константинопольским Патриархом был поставлен митр. Исидор. Без преувеличения можно сказать, что он был активнейшим поборником унии с Римско-Католической Церковью, заключенной 05.07.1439 г. на Ферраро-Флорентийском Соборе. Перед отъездом митр. Исидора из Флоренции в 1439 г., Папа наделил его саном кардинала-пресвитера и званием «легата от ребра апостольского (legatus de latere) для провинций: Литвы, Ливонии, всей России и Польши (т.е., вероятно, Галичины)»⁵, т.е. своего представителя в распространении унии.

19 марта 1441 г. митр. Исидор въехал в Москву с преднесением латинского креста и помянул за Литургией на первом месте не Константинопольского Патриарха, а Римского Папу. Придя в себя, спустя несколько дней, великий князь Василий Васильевич объявил митр. Исидора еретиком и, под всеобщее одобрение, заточил его в Чудов монастырь, откуда тот сбежал. Но было бы неверно усматривать в действиях князя, а также русских архиереев и духовенства проявление сепаратизма, нашедшего в унии всего лишь долгожданный повод отделиться от Матери-Церкви. Напротив, как следует из документов, описывающих развернувшиеся тогда в Москве события, все были в замешательстве и явно опасались, как бы отвержение унии вместе с ее насадителем не выглядело бунтом против Кириархальной⁶ Церкви – Константинопольской, ссориться с которой в их планы явно не входило. Митрополита безуспешно призывали к покаянию. Все кончилось тем, что митр. Исидор каким-то образом сбежал.

В Москве все были в замешательстве. Просить Константинопольского Патриарха о поставлении православного митрополита вместо «еретика» Исидора? Кого просить, если на патриаршем престоле восседал в это время такой же униат – Патриарх Митрофан II при императоре-униате Иоанне VIII Палеологе?

Если бы сепаратистские настроения в Русской митрополии были достаточно существенными, сложившаяся ситуация была бы как нельзя кстати, чтобы объявить не только о выходе из канонического подчинения, но и о полном разрыве отношений с отпавшей от православия экс-кириархальной Церковью. Но к этому ни великий князь, ни русская иерархия и духовенство, ни общество в целом явно готовы не были. И дело вовсе не в нерешительности, а в понимании, что Церковь к своим первоиерархам несводима. Поскольку в церковном народе Константинопольского Патриархата не было рецепции постановлений Ферраро-Флорентийского Собора, то Поместная Церковь осталась непричастна греху тех, кто ее представлял, и были основания надеяться, что уния – явление временное. А потому отделяться от нее не было ни канонических, ни моральных оснований.

И, чтобы не допустить разрыва с самой Матерью-Церковью Константинопольской, великий князь Василий Васильевич обратился с посланием к Патриарху Митрофану так, словно тот никакого представления об измене митр. Исидора не имел. Описав Патриарху произошедшее с митр. Исидором и ссылаясь на обстоятельства, затрудняющие путешествие в Константинополь, он просил позволения для русской иерархии самостоятельно поставить нового митрополита Киевского и всея Руси. Это уже была, по сути, осторожная заявка на расширение автономии.

Послание то ли было отправлено, затем отозвано, то ли вообще не было отправлено – историки расходятся во мнениях. Было ли отправлено похожее послание императору Иоанну VIII, написанное в 1443 г. после смерти Патриарха Митрофана, и дошло ли оно до адресата или тоже было отозвано – версии расходятся. Во всяком случае, ответа из Константинополя не поступило. После долгих раздумий и обсуждений, князь и епископат решились на самостоятельное поставление митрополита Киевского и всея Руси. Стимулом послужила опасность возвращения митр. Исидора. Дело было не только в его планах, но и в том, что в Юго-Западной Руси к нему не было столь сильной неприязни как в Москве. Известно было о положительном к нему отношении со стороны епископата и даже о готовности Киевского князя Александра Владимировича принять Исидора и унию вместе с ним. Известно было, вероятно, и о послании Патриарха-униата Григория III Маммы Киевскому князю, откуда определенно следовало, что кардинал Исидор планирует вскоре прибыть в мать городов русских. Поставление общего для всей Руси митрополита до возвращения Исидора было необходимо уже хотя бы во избежание отторжения Юго-Западной части Русской митрополии.

15 декабря 1448 г. Собором епископов митрополии, епископ Рязанский Иона, спустя 16 лет после состоявшегося еще в 1432 г. наречения (по не зависевшим от него обстоятельствам, он не смог вовремя прибыть в Константинополь, чем там не преминули воспользоваться и поставили митр. Исидора), был, наконец, посвящен в митрополита Киевского и всея Руси. И, что немаловажно, прежде, чем решиться на поставление еп. Ионы в митрополита Киевского и всея Руси, Василий Васильевич предусмотрительно заручился согласием польского короля и литовского великого князя⁷.

Санкций со стороны Константинополя не последовало, потому что сменилась мирская власть, а с ней и церковная политика: в начале 1449 г., после смерти императора-униата Иоанна, новым императором стал его брат Константин XI Палеолог. Последний в 1451 г. изгнал Патриарха-униата Григория Мамму и с пониманием отнесся к самочинию Руси.

«Поставление самого митрополита Ионы на Москве, – пишет А.В. Карташев, – произошло еще без намерения со стороны русских навсегда выйти из-под власти Константинопольского Патриарха. Русские в настоящем случае проявили до излишества скрупулезную каноническую совестливость и не решались сделать того, что они не только с полным правом могли, но, при тогдашних обстоятельствах, даже и должны были сделать, т.е. – открыто провозгласить своих митрополитов независимыми от Патриархов-униатов»⁸.

Великий князь Московский тут же поспешил составить послание императору с объяснением и оправданием случившегося и с просьбой восстановить прежнюю зависимость Русской митрополии от Константинопольского Патриархата⁹, но отослано это письмо не было. Причина оказалась печально-проста: империя подверглась нападению султана Магомета II, из-за чего император Константин согласился на унию и начал переговоры с Папой. Узнав об этом, князь Василий Васильевич не стал отправлять свое послание. Как известно, императору его отступничество не помогло. 23 мая 1453 г. Константинополь пал.

По причине вышеизложенного, мы полагаем ошибочным отсчитывать установление автокефалии в Русской Церкви с посвящения свт. Ионы в 1448 г. Собором русских архиереев. Справедливо было бы считать это не годом установления, а годом начала ее формирования, поскольку ни московский князь, ни русское священноначалие в таком смысле не осознавали этот исторический акт.

Эпохальное событие произошло в 1459 г., когда митр. Иона, опасаясь, что Киевская митрополичья кафедра, пребывавшая в Москве, может быть занята униатом митр. Григорием Болгарином, созвал Собор всех епископов разделенной Руси, от которых попросил письменное подтверждение верности митрополии, ему лично и его преемникам, с заверением не принимать униата Исидора и не общаться с ним. Но тут еще есть важный нюанс: митрополия Киевская и всея Руси в этом документе называется «Церковью Московской». Впервые.

Так Собор, на котором, по идее, должно было закрепиться единство Русской Церкви, стал событием, зафиксировавшим каноническую границу между Московской и Литовской Русью. Просто введением в документооборот этого нового понятия: «Церковь Московская». Вроде как сохраняется идея единой Русской митрополии, предстоятель которой печется о пастве, проживающей в двух государствах, но идея эта больше не возводится к источнику христианизации Руси – Киеву.

Пока единство Русской митрополии держалось на архетипе днепровской купели, местонахождение резиденции Киевского митрополита могло вызывать недовольство, но «всея Руси» воспринималось «киевоцентрично», пока в церковном сознании существовало как бы два центра, между которыми был перекинут мост – Киев и Москва. Но, как только «киевоцентричная» идея духовного единения Руси поверх государственных границ резко сменилась на «москвоцентричную» объединяющую идею, этого моста не стало. Больше нет Киевской кафедры, находящейся в Москве и объединяющей, таким образом, Русскую Церковь, простирающуюся на территории двух государств. Отныне есть Киевская кафедра и есть Московская, претендующая на статус объединяющего центра, но не воспринимаемая в этом качестве Юго-Западной Русью. Отныне – каждому государству своя православная митрополия. Одна в составе Константинопольского Патриархата, продолжающая получать от него первенствующих иерархов, другая – со зреющей претензией на автокефалию, поставляющая первоиерархов из своего недра.

После того, как Русская Церковь объявляется Московской, Киев перестает быть ее объединяющим центром. Если до сих пор можно было говорить о фактическом, но канонически непризнанном разделении, продолжавшей мыслить себя единой, Русской митрополии, то с момента, когда Киев официально перестал признаваться в Северо-Восточной Руси символическим духовно-объединяющим центром, уместно уже говорить о каноническом размежевании двух частей Русской Церкви.

Это разделение положило начало параллельному историческому развитию с одной стороны Московской митрополии, которая со временем добьется признания своей автокефалии на общецерковном уровне и получит статус Патриархата Московского и всея Руси и северных стран, с другой – митрополии Литовско-Галицкой Руси, которая, с этого момента начинает формироваться свободно от московского церковно-государственного влияния.

А.В. Карташев уверенно заявляет, что «окончательное их распадение произошло именно оттого, что русская митрополия сделалась Московской»¹⁰.

Константинопольские первосвятители не были согласны с демонстративным самочинием Русской митрополии. А.В. Карташев решительно отметает сказания о том, будто бы Восточные Патриархи во главе с Константинопольским узаконили порядок самостоятельного соборного настолования русских митрополитов. Напротив, достоверно известно обратное: уже в 1469 г. Патриарх Дионисий заявил о непризнании московских митрополитов, как поставляемых без благословения Матери-Церкви. Более того, есть основания считать, что Константинополем на Русскую Церковь было наложено прещение¹¹, которое, впрочем, не выдержало испытания временем. Как пишет А.В. Карташев, «константинопольское „запрещение“ во имя престижа власти Вселенского Патриарха, так и не было снято с Русской Церкви формально и документально. Оно таяло постепенно с движением исторического времени и в момент учреждения московского Патриархата в 1589 г. даже не вспоминалось, „яко не бывшее“»¹².

Однако вот, какой важный нюанс: если раньше митрополитов всея Руси утверждал в сане Византийский император, теперь, как бы принимая эстафету от него, то же стал делать великий князь Московский. Раньше, пусть даже пребывавший в Москве, митрополит Киевский и всея Руси, чья власть происходила от Константинопольского Патриарха, сохранял относительную независимость от Московского великого князя. Теперь же прекращение канонической зависимости Русской Церкви от Матери-Церкви Константинопольской немедленно обернулось усилением ее зависимости от «родной» великокняжеской власти. Обнаружилось, что зависимость каноническая от Константинопольского Патриархата и зависимость политическая от Русского государства находятся в отношениях обратной пропорциональности. Государство отныне брало шефство над Церковью, как бы встраивая ее в себя. Пока еще косвенно, и официально не меняя канонического устройства. Но открыто и демонстративно.

Обретение Русской Церковью автокефалии, присоединение Остзейского края к Русскому царству и синодальная реформа

Не будет ошибкой сказать, что учреждение Патриаршества на Руси началось с визита Антиохийского Патриарха Иоакима в Москву в 1586 г. за милостыней (с собой у него было рекомендательное письмо к русскому царю от Патриархов Константинопольского и Александрийского с просьбой помочь их собрату покрыть долг Антиохийской кафедры, составлявший 8000 золотых). По непонятным причинам он был встречен достаточно прохладно митрополитом Московским и всея Руси Дионисием, зато царем Феодором Иоанновичем ему было оказано теплое и щедрое гостеприимство. Было это согласованной игрой русской дипломатии, или чем иным – остается в области предположений. Во время пребывания высокого гостя в Москве царь через Бориса Годунова провел переговоры с Патриархом Иоакимом, чтобы тот возможность учреждения на Руси Патриархата обсудил с Константинопольским Патриархом Феолиптом и предложил бы последнему посоветоваться об этом с остальными Восточными Патриархами. Патриарх Иоаким согласился и, признав уместным придание Русской Церкви статуса Патриархата¹³, удалился восвояси.

Вскоре Патриарх Феолипт был свергнут и на Константинопольскую кафедру вернулся Патриарх Иеремия II. Застав положение церковных дел в плачевном состоянии настолько, что даже своей крыши над головой у него не было (приют он нашел в доме валашских господарей), Патриарху Константинопольскому ничего не оставалось, как в 1588 г. со свитой из 27 человек (среди которых первенствовали митр. Иерофей Монемвасийский и архиеп. Арсений Элассонский, которым мы обязаны описаниями этого путешествия) поехать за милостыней в Москву, которой достигли 13 июня того же года. Это был первый в истории визит Константинопольского Патриарха на Русь.

Почет, оказанный Патриарху Иеремии государственной и церковной властью, был на высшем уровне (митр. Дионисий к тому времени был заменен ставленником Бориса Годунова митр. Иовом, который, впрочем, лично с Патриархом Константинопольским не спешил встречаться до самого своего избрания и наречения). Однако оказанная гостям честь сочеталась со строгим надзором, дабы их «уберечь от всяческих ненужных им встреч». Вскоре, 21 июня, после встречи с царем, у Патриарха состоялась беседа с его шурином – всесильным временщиком Борисом Годуновым. Общение разочаровало последнего: Константинопольский Патриарх не чувствовал на себе никаких обязательств за чьи бы то ни было обещания обсудить вопрос о даровании Русской Церкви статуса Патриархата, хотя и что-то об этом слышал. Он приехал за материальной помощью, а не для учреждения искомого царем и митрополитом нового статуса для Московской Церкви.

Радушие хозяев ощутимо сменилось прохладной вежливостью. Патриарха с его свитой на месяцы словно забыли в почетном заточении на Рязанском подворье. И когда тот засобирался домой с ним снова стали заводить разговоры об учреждении на Руси патриаршества. В том числе речь шла о таком варианте, чтобы Вселенский Патриарх перенес бы свою резиденцию в московское царство (аналогично тому, как в Москву когда-то переместилась Киевская кафедра). Согласно записям, состоявшего в патриаршей свите, митр. Иерофея Монемвасийского, тот уже согласился было. Но в планы московской дипломатии никак не входило такое перемещение на Русь кафедры Константинопольского Патриарха, которое обернулось бы поглощением Матерью-Церковью ее de facto уже автокефальной дочери. Поэтому под предлогом того, что Московская кафедра уже занята митр. Иовом, Патриарху Иеремии было предложено перенести свою резиденцию во Владимир (который митр. Иерофей сравнил с Кукузом, куда сослали свт. Иоанна Златоуста) и, оставаясь Вселенским, стать еще и Российским Патриархом. Ну, «а не похочет Цареградцкий патриарх быти в Володимере, ино б на Москве учинити патриарха из московского собору, кого Господь Бог благоволит»¹⁴.

Однако эта альтернатива не устраивала Патриарха Иеремию, который согласен был оставаться патриаршествовать на Руси, но никак не в, пусть когда-то и столичном, но давно уже провинциальном городе. «…Мне в Володимире быти невозможно, – писал он Феодору Иоанновичу, – занеже патриархи бывают при государе всегда; а то, что за патриаршество, что жити не при государе?»¹⁵ В самом деле, как это Патриарх – и без царя?!

Судя по настойчивости, с которой Патриарх Иеремия предлагал переместить митр. Иова в другой город и выражал готовность открыть патриаршую кафедру в Москве, чтобы самому воссесть на ней, намерения у него были самые серьезные.

Когда же ему сообщили о царской просьбе «возвести великого митрополита Москвы Кир Иова в патриаршее звание, достоинство и на кафедру»¹⁶, то он «заговорил другое, что он не уполномочен епископами (δισεπίσϰоήоς) и что это незаконно. Но, наконец и нехотя рукоположил для России Патриарха»¹⁷.

Сразу, после получения согласия Патриарха Иеремии, царь 17 января 1589 г. собирает Думу в расширенном составе (с включением Освященного Собора, состоявшего из 3 архиепископов, 6 епископов, 5 архимандритов, 3 соборных монастырских старцев) и ставит собравшихся перед фактом, что он избрал на патриаршество митр. Иова, и Патриарх Иеремия будет его посвящать по чину поставления прочих Восточных Патриархов – Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского. Также было сказано и о том, что в дальнейшем Патриархи на Руси будут поставляться митрополитами, архиепископами и епископами Российского царства, для чего планируется повысить статус некоторых епархий, возвести ряд архиереев в митрополиты и увеличить количество архиепископов.

23 января Собором были проведены формальные выборы трех кандидатов на патриаршество (двое других были архиепископы Александр Новгородский и Варлаам Ростовский), из которых царь избрал митр. Иова. Последнего призвали к царю, чтобы тот лично оповестил его о избрании. Тогда-то митр. Иов и встретился впервые с Патриархом Иеремией. Там же в царских палатах совершилось и наречение митр. Иова в Патриарха, чем ясно давалось понять, что «русское патриаршество – дитя царской воли»¹⁸.

26 января за Литургией в Успенском соборе состоялось поставление Патриарха Московского¹⁹. Русь ликовала, свита Патриарха Иеремии скорбела о его деянии, совершенном в нарушение соборных основ канонического права.

Но на этом «сладкий плен» Константинопольского Патриарха не закончился. Засобиравшись, с наступлением Великого поста, домой, он был вынужден еще задержаться. Надлежало «все эти конститутивные перемены в русской церкви закрепить в учредительном акте, в статуте, конституции, в „уложенной грамоте“ по тогдашней терминологии»²⁰.

Этот документ, сквозь который красной нитью проходит концепция «Москва – Третий Рим», был составлен в царской канцелярии, подписан обоими Патриархами и другими членами Собора. Из греческой патриаршей свиты три подписи: митр. Иерофея, архиеп. Арсения и архим. Христофора.

Необходимо отметить, что концепция старца Филофея хотя и представлена в Уложенной Грамоте смягченным образом (например, опущено его утверждение, что четвертому Риму не бывать), но главная ее идея сохраняется: Рим вечен и Москва – его очередная инкарнация.

По завершении данного этапа устроения Московской Церкви, Константинопольский Патриарх смог в мае 1589 г., наконец, отправиться в обратный путь. На следующий 1590 год он созвал в Константинополе Собор на котором всеми Восточными Патриархами (кроме Александрийского, кафедра вдовствовала) и другими, участвовавшими в Соборе, архиереями, подписанный им в Москве учредительный документ, был утвержден, а Патриарху Иову и его преемникам было определено место в диптихах после Патриарха Иерусалимского, т.е. пятое (из последовавшей переписки царя Феодора и Патриархом Иеремией можно сделать вывод, что договаривались о третьем – после Александрийского). И хотя в соборном постановлении ничего не было сказано о Третьем Риме (вероятно, дабы не ставить Московский Патриарший престол на второе по чести место после Константинопольского), московский государь в этом документе признавался единственным православным царем на земле.

В 1593 г. по инициативе нового Патриарха Александрийского Мелетия Пигаса (поначалу не одобрявшего антиканоничного самоуправства Патриарха Иеремии) в Константинополе был созван Собор Восточных Патриархов, на котором было утверждено и учреждение Московского Патриархата, и пятое место в диптихах (отсутствовал скончавшийся Антиохийский Патриарх Иоаким, но он успел передать представительские полномочия Патриарху Мелетию). И что важно, титул нового Патриарха в Соборном деянии Святого и Священного Великого Собора был прописан следующим образом: «Πατριάρχης Μοσκόβου καὶ πάσης Ῥωσίας καὶ τῶν ὑπερβορείων μερῶν» (Патриарх Московский и всея России, и северных стран). Этот обычай (с некоторыми вариациями) неизменно содержался Патриархами Русской Церкви вплоть до упразднения Патриаршества при Императоре Петре I²¹.

К сожалению, при восстановлении Патриаршества в 1917 году, титул Патриарха не был приведен в полное соответствие с постановлением Константинопольского Собора Восточных Патриархов 1593 г. В ХХ веке, особенно в 90-е гг., это прискорбное упущение позволило сторонникам отторжения эстонского православия от Московского Патриархата утверждать, что его каноническая территория не простирается на Эстонию. Дескать, на момент его учреждения западная граница России проходила примерно там же, где и сейчас, а церковные границы совпадали с государственными (сначала даже утверждали, что в самом учредительном документе, который они упрямо называли «томосом», были будто бы указаны эти пределы).

Аргумент так себе, потому что, во-первых, ни в Уложенной грамоте, ни в соборных постановлениях 1590 и 1593 гг. не указаны границы Русского царства в качестве канонической территории Московского Патриархата. Считать, что это как бы «по умолчанию» подразумевается на основании канонов (17 правило IV Вселенского Собора и 38 правило Трулльского Собора), значит, не понимать их смысла: там речь идет об изменениях канонических границ вслед за государственно-административными преобразованиями внутри Римской империи (!), на основании царского указа. Т.е. правила эти мало того, что носят рекомендательный характер, так они еще обусловлены спецификой политического строя государства, прекратившего существование за полтораста лет до рассматриваемых событий, да и тогда силу имели только на его территории.

А во-вторых, упоминание в патриаршем титуле о «Северных странах» как раз и указывает на то, что каноническая территория Московского Патриархата, согласно замыслу его учредителей, изначально простиралась за пределы Московского царства. Дело в том, что Восточные Патриархи руководствовались византийскими географическими представлениями²², в соответствии с которыми под «Северными странами» имели в виду всё, что было севернее устья Днепра. И уж, конечно, «можно не сомневаться, что земли Балтии, о которых ко времени Палеологовской эпохи византийские ученые уже получили более полное представление и даже знали о существовании Ревеля (Ῥήβουλε)²³, в число „Северных (гиперборейских) стран“ определенно входили»²⁴. Это невольно подтверждает активнейший идеолог константинопольского неопапизма, митр. Григорий (Папатомас), когда пишет: «В древние времена византийцы, географически изучая северо-европейские территории, называли страны Балтии „Северной землей”, которая находится „вне России”»²⁵. Крайне неудачный аргумент, согласитесь, если пытаться доказать, что Московский Патриархат был учрежден в политических границах Руси конца XVI века. Вероятно, на момент написания цитируемого нами труда, автор просто не был в курсе, как звучит «полный и первоначальный титул, не самовольно на себя взятый, а усвоенный Предстоятелю Русской Церкви Великим Константинопольским Собором 12 февраля 1593 года»²⁶.

Оппонируя митр. Григорию и обращая его же аргумент против него, предстоятель ЭПЦ МП митр. Евгений (Решетников) пишет о канонической принадлежности территории современной Эстонии: «Да, именно так: изначально вне России, но не вне Русской Церкви. Потому в титуле Московского Патриарха его восточными собратьями указано было: „и северных стран“ – через союз, что свидетельствует о простирании канонических границ Московского Патриархата за пределы Русского государства»²⁷.

Наши оппоненты считают, что «северные страны» были упомянуты в соборном деянии, ориентируясь на существование этого термина в царском титуле, якобы подразумевавшем не «ближнее зарубежье», а владение Сибирью и пр. Будто бы именно это и указывает на то, что, предоставляя Русской Церкви автокефалию в статусе Патриархата, Восточные Патриархи мыслили ее канонические границы совпадающими с государственными. Крайне неубедительный аргумент, во-первых, потому, что какое бы значение ни вкладывалось в царский титул русскими, но греки под «северными странами» понимали то, что понимали они. А во-вторых, настаивая на ограниченности территории Московского Патриархата западными рубежами Псковского княжества и утверждая, что территория Остзейского края не рассматривалась русскими государями, как своя вотчина, ни в коем случае не стоит апеллировать к царскому титулу, поскольку именно в титуле царя Феодора Иоанновича (1557–1598), в правление которого на Руси было учреждено Патриаршество, указано, что он, среди прочего, еще и Великий князь Лифляндский²⁸. Напротив, если исходить из уверенности, что Восточные Патриархи определили каноническую территорию, ориентируясь на царский титул, то неизбежен вывод, что она включала и территорию нынешней Эстонии.

Вышеизложенное опровергает голословное утверждение митр. Стефана в комментарии газете «Postimees», что Патриарх Иеремия будто бы «хотел предоставить Московской церкви юрисдикцию и над странами Балтии, но Москва отказалась от этого на том основании, что в странах Балтии нет русских православных». Во-первых, нет никаких документальных подтверждений, что предложение было сделано, а какая-то условная «Москва» (непонятно, кто – митрополит, царь?..) отказалась от этого него. Во-вторых, в XVI веке, после вышеупомянутой миссионерской деятельности прп. Корнилия Псково-Печерского, не было никаких оснований утверждать, что «в странах Балтии нет русских православных». Не говоря уже о том, что не было на тот момент никаких «стран Балтии», кроме Литвы, а территория нынешних Эстонии и Латвии переходила из рук в руки.

В 1710 г., во время Северной войны (1700–1721 гг.), эта территория переходит в руки Русского царя, со стороны которого логично предположить намерение урегулировать и территориально-канонический вопрос. Поэтому, как вполне естественное, воспринимается утверждение митр. Стефан, что «…Петр I в 1710 году просил у Константинополя права распространить юрисдикцию Русской православной церкви на Эстляндию и Лифляндию, но тогдашний патриарх Афанасий V отказал в этом…»²⁹.

Однако естественность ожиданий – не гарантия их осуществлений. Известно, что переписка Петра, по крайней мере, за период 1688 по 1713 гг., собрана и оцифрована³⁰. Письма Патриарху Афанасию V там нет. Если его нет среди этих бумаг, то, скорее всего, и не было. Не могло оно затеряться бесследно.

Зато есть переписка с другим Патриархом Константинопольским – Иеремией III. Особый интерес представляет письмо царя от 30.09.1721 г. Чтобы понять этот документ во всех нюансах, важно знать исторический контекст. 25.01.1721 г. Петр I, ориентируясь на англиканскую модель, издал Манифест об учреждении Духовной Коллегии, которая вскоре была переименована в Святейший Правительствующий Синод³¹. А ровно за месяц до этого письма, 30 августа³² 1721 г. со Швецией был заключен Ништадтский мирный договор, согласно которому территория Остзейского края была присоединена Русскому царству. Вскоре, 22 октября 1721 года, по прошению сенаторов Петр I принял титулы Императора Всероссийского и Отца Отечества.

В рассматриваемом письме царь делится с Константинопольским Патриархом радостью о присоединении Балтийских земель и просит Его Всесвятейшество воздать «хвалу и благодарение Всевышнему Богу» и молить Его «о благосостоянии, мире и тишине» Российскому государству³³. Это одна тема, а другая – учреждение царем Петром I синодальной системы, под предлогом священного долга богодарованной власти заботиться о своих подданных. Якобы, видя в церковном управлении и духовном чине «много нестроения и в делах его непорядок», «несуетный на совести» своей он «возымел страх» об ответственности на Страшном суде. А потому, «по многому здравому рассуждению и совету, как с духовными, так и с мирскими чинами государства… заблагорассудили уставить со властию равнопатриаршескою Духовный Синод, то есть высшее духовное Соборное Правительство, для управления Всероссийския Государства Нашего Церкви». В связи с этим царь выражал упование, что Константинопольский Патриарх не только сам одобрит произведенные антиканоничные изменения в церковной жизни, но сообщит об этом прочим Восточным Патриархам: Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому³⁴.

Письмо содержит признание первенства чести Константинопольского Патриарха, но не более. Нет даже намека на просьбу о передаче новоприсоединенной территории в юрисдикцию Русской Церкви, как это было в 1686 г. с Киевской митрополией.

И это естественно, потому что в представлении царя Петра Остзейский край никак не мог ассоциироваться с Константинопольским Патриархом. Для него эта земля была областью балтийских немцев. Вот с их лютеранским вероисповеданием и с укладом края (в т.ч. и церковноправовым) царь, в самом деле, считался.

Что касается содержания рассматриваемого письма, то оно нашло положительный отклик: спустя два года, 23.09.1723 г. Патриархи Константинопольский Иеремия и Антиохийский Афанасий (Александрийская кафедра на тот момент вдовствовала, а Иерусалимский Патриарх болел) «узаконили, утвердили и благословили» учреждение Синода. Более того, назвали сей коллегиальный орган церковной власти своим «во Христе Братом»³⁵. Никакого возражения против распространения канонической территории Русской Церкви на новоприсоединенные земли с их стороны не было ни тогда, ни после.

Восстановление православия в Остзейском крае

Активное возрождение православия на эстонской земле приходится не на XVIII век, как того можно было бы ожидать (вследствие Ништадтского мирного договора) от православной державы, а на середину ХIХ века. Причем начинается этот процесс не по инициативе Государя и Святейшего Синода, а поначалу скорее вопреки воле русского правительства, политика которого в Лифляндии и Эстляндии характеризовалась режимом исключительного благоприятствования местному «особому порядку»³⁶, благодаря чему Остзейский край вплоть до реформ Александра III представлял собой своеобразный заповедник феодализма, управлявшийся немецкими рыцарями, которые называли себя подданными Русского государя, но не Российского государства. Не поладить с остзейским дворянством, не вписаться в «особый порядок», гарантировало генерал-губернатору испорченную карьеру.

В советской и эстонской официальной историографии преобладает мнение, что стремление эстонцев и латышей принять «самую старую», «сильную» «веру русского царя» было обусловлено голодом и меркантильными интересами (ожиданием политических и материальных выгод, в частности, наделения землей). Однако непредвзятый взгляд на трагичную историю возрождения православия в Остзейском крае показывает, что надежды на облегчение жизненных тягот, будь то через переселение или обретение заступника в лице самого царя, как единоверного брата не играли в движении главной роли.

В 1841 г. остзейские крестьяне, действительно, страдали от страшного голода. Слухи о переселении на Кубань в Ейский край спровоцировали появление в Риге множества крестьян, обивавших пороги домов высоких чиновников. Представители власти их, как не имеющих увольнительных свидетельств от сельских управлений, брили, секли и, взыскав ок. 12 коп. серебром за использованные розги, отправляли восвояси. Промыслом Божиим одна из таких групп 09.06.1841 г. забрела на архиерейское подворье к викарному епископу Иринарху (Попову) (Рижское викариатство Псковской епархии было учреждено в 1836 г.). Он их очень ласково принял и, объяснив, что не может помочь им в вопросах переселения или иным каким-либо образом изменить материальные условия их жизни, отпустил, дав хлеба и немного денег. Проявленное еп. Иринархом сострадание было для его гостей непривычным со стороны духовенства. Весть об архипастырской любви русского епископа стремительно облетела весь край, и к нему пошла волна прошений от желающих перейти в православие. Безотчетная народная потребность в иной вере и в иных пастырях, не «помещичьей породы», внезапно обрела почву и конкретизировалась. С этого и началось возрождение православия в Остзейском крае.

В ответ местной губернской властью были приняты жесткие меры по изоляции еп. Иринарха и других православных священников от крестьян, желавших перейти в православие. Не найдя общего языка с еп. Иринархом остзейское дворянство сначала добилось синодального запрещения еп. Иринарху принимать от крестьян прошения о присоединении к православию, а затем и его увольнения Высочайшим повелением от 05.10.1841 г. По завершении расследования, еп. Иринарх был переведен в Воронежскую епархию, а его новообращенная паства в дополнение к голоду и болезням испытала гонения, достойные первохристианской эпохи. Средства – от «домашней расправы» до использования русских войск «против народа, в котором бродила какая-то странная тоска по России и русской вере»³⁷.

Спонтанное движение к православию в среде эстонцев и латышей было поддержано преемниками еп. Иринарха. В крайне стесненных условиях начинается процесс канонического оформления Латвийской и Эстонской поместных Церквей: в 1850 году Рижское викариатство преобразуется в самостоятельную епархию. На тот момент Эстляндская губерния канонически входила в Санкт-Петербургскую епархию, в составе которой с 1817 г. существовало Ревельское викариатство. В 1865 г. территория Эстляндии вошла в Рижскую епархию. В 1866 г. было восстановлено Ревельское викариатство.

В 1847 г. в Риге было открыто духовное училище, преобразованное в 1850 г. в семинарию с 10-летним сроком обучения³⁸, которой было суждено сыграть роль кузницы кадров не только для Церкви, но и для эстонского и латышского народов, ибо она «была первым доступным для местного населения среднеучебным заведением, выпускавшим культурно-национальных, интеллигентных работников из латышского и эстонского крестьянства»³⁹. Некоторые выпускники семинарии поступали в высшие учебные заведения. Именно из нее вышли такие значимые для Эстонии личности, как первый ее президент Константин Пятс, первый министр иностранных дел Эстонии Яан Поска, мэр Таллина Антон Уэссон, первый профессор эстонского языка Тартуского университета и основатель издательства «Eesti Kirjandus» Яан Йыгевер и многие другие.

Притеснения православных эстонцев и латышей остзейскими помещиками продолжались десятилетиями. Менялись лишь методы. Например, в 60-е гг. XIX в. инструменты гонений заключались уже не в прямом насилии. Как отмечал Эстляндский губернатор кн. С.В. Шаховской в своем письме В.К. Саблеру, одним из эффективных инструментов давления в руках местных помещиков являлась арендная плата. Повысив ее, помещик ставил многодетного крестьянина-арендатора в лютую зиму перед выбором: или он возвращается в лютеранство и тогда все будет по-прежнему, или он остается в православии, но тогда должен платить по-новому, а не может, пусть уходит с хозяйской земли.

Землю под постройку храмов помещики (за редким исключением) не давали, не позволяли использовать и арендуемые крестьянами помещения. Многие приходы не имели церквей, люди молились в частных домах, казармах, конюшнях, сараях и т.п. К православным относились, как к прогадавшим неудачникам: в то время, как лютеране молились в нормальных храмах, православные по-прежнему часто ютились в неприспособленных помещениях, тщетно надеясь, что о них позаботится православный царь. Хотя их архипастырям удавалось добиваться государственной материальной помощи бедствующим исповедникам, но ее не хватало.

Согласно С.П. Сахарову, архиеп. Платон (Городецкий) выхлопотал ок. 1500(!) участков земли по пять десятин из казенных имений для новых исповедников, оказавшихся без земли и хлеба, и горячо протестовал против предательской политики российского правительства, поддерживавшего в Остзейском крае притеснение православия. Обращаясь в 1864 г. на имя одного из министров, он писал: «Если вы и другие правительственные лица будете равнодушны к православию в крае и допустите, чтобы оно ослабело и даже вовсе истребилось в нем, то на вас будет лежать тяжкий грех перед Богом и великая ответственность перед Россией; я говорю это в полном сознании, что мои слова помянутся на суде Божием»⁴⁰.

Гонения со стороны помещиков, равнодушная поддержка этого правительством и насмешки «благоразумных» соплеменников приносили свои плоды: многие новообращенные стали подавать заявления о своем желании вернуться в лютеранство (остзейцы добились царского указа сделать исключение и не преследовать в законном порядке тех, кто «одумается»).

Что не все новообращенные выстояли в искушениях – это неудивительно. Удивительно другое: от православия в этот период (1865–1870) отпала всего ¼, а ¾ остались верны⁴¹. Уже одним только этим фактом опровергается миф о том, что эстонцы и латыши, обращавшиеся в православие, были мотивированы вышеупомянутыми корыстными, меркантильными интересами.

До 60-х гг. XIX в. российское общество тотально пребывало в неведении о преследовании своих новообращенных братьев по вере. Затем информация просачивается в российскую прессу и положение начинает мало-помалу меняться. В 1866 г. было создано Рижское Петропавловское братство, а 15.01.1871 г. в Санкт-Петербурге Св. Синодом был утвержден устав Прибалтийского православного братства Христа Спасителя, целью которого декларировалось «удовлетворение религиозно-нравственных потребностей прибалтийских единоверцев».

В начале 70-х гг. XIX в. в Остзейском крае началась «церковно-строительная операция» (так она называлась в официальных документах), под которую Государственным казначейством и Св. Синодом были выделены 600000 и 200000 руб. соответственно на постройку 34 каменных православных храмов с причтовыми домами и школами. Однако было бы неверно делать из этого вывод, что государственная власть, под влиянием общественного мнения, радикально изменила свое отношение к переходу остзейских крестьян в православие. Этот процесс, по-прежнему, поддерживался только местными архиереями. Генерал-губернатор П.П. Альбединский считал, что распространение православия в крае «не согласуется с видами правительства». Исходя из этого, он воспрепятствовал курляндским крестьянам перейти в православие, интригами добился перемещения с Рижской кафедры архиеп. Платона (Городецкого), запретил его преемнику, еп. Вениамину (Карелину) противодействовать антиправославной пропаганде пасторов и т.п. Он усердно поддерживал храмостроительство, но только там, где православие уже успело укорениться, лишь в уже устроенных приходах. Таким образом, он успешно балансировал между новыми общественными настроениями в русле славянофильских идей и интересами балтийского дворянства, ссориться с которым было бы политическим самоубийством.

Эпоха реформ Александра III

Следующий этап православной церковной истории Остзейского края связан с эпохой реформ Александра III, для царствования которого, как пишет прот. А. Берташ, «была характерна активная поддержка Православной Церкви в Рижской епархии на фоне политики русификации»⁴². В 1880 г. в школах Остзейского края вводятся российские школьные законы, а в 1885 году император издает указ, согласно которому все школы переподчиняются Министерству народного просвещения и программы начинают приводиться в соответствие с общими требованиями. Обучение в школах стало русскоязычным, преподавание на эстонском языке допускалось только в течение первых двух лет обучения. Далее в лютеранских приходских школах на родном языке продолжали преподавать только эстонский язык, Закон Божий и церковное пение⁴³. В православных школах и Закон Божий стали преподавать на русском⁴⁴. Прот. А. Берташ отмечает, что «под „обрусительными реформами“ понимались скорее не ассимиляционные проекты, а интеграция края в „государственное пространство“ России. Если ставить вопрос о том, „против“ кого они были направлены, то очевидной их целью было разрушение монополии на власть немецкого дворянства, от чего, по мысли реформаторов, выигрывала бы и центральная власть, и местное эстонское, латышское, русское население»⁴⁵. Однако, как пишет Н. Андреева, «…намеченные цели не были достигнуты, а результаты избранной линии имели эффект обратный ожидавшемуся: они способствовали росту антирусских настроений среди остзейцев, эстонского и латышского населения»⁴⁶.

Александровская эпоха в эстонском православии представляется крайне противоречивой. С одной стороны, в 80-е гг. Российское государство впервые взяло курс на то, чтобы «поддержать вновь обратившихся и не давать их в обиду»⁴⁷ – курс, в русле которого были принят ряд законодательных мер, в частности, исключительно важные для храмостроительства. С другой стороны, как отмечает прот. А. Берташ, «прекращение обучения на родном языке отталкивало от православия новообращенных»⁴⁸, сводя на нет ценность долгожданной царской поддержки, ее эффективность в плане распространения и укрепления православия в крае.

Важно при этом отметить, что через Православную Церковь русификация не проводилась. Напротив, чтобы охарактеризовать отношение высшего церковного руководства к коренным жителям Остзейского края, к их национальным чувствам и культуре, достаточно привести всего лишь два пункта из рекомендаций ректора СПбДА еп. Выборгского Иоанна, ревизовавшего в 1865 г. Рижскую семинарию: «а) не изучившим местных языков не давать права на священство» и «е) обстоятельно изучать историю латышей и эстов, чтобы через приходских священников развивать в них национальное сознание»⁴⁹. Этот курс оставался неизменным и в эпоху «обрусительных» реформ Александра III.

Выдающейся личностью этой эпохи в истории эстонского православия был губернатор Эстляндии кн. С.В. Шаховской (1885–1894 гг.). Первоначально он более, чем с недоверием отнесся к стремлению эстонцев принимать православие, усматривая в этом корыстный интерес. Однако, ознакомившись с проблемой и, во многом, благодаря епископу Рижскому Донату (Бабинскому-Соколову), убедившись в искренности их намерений, он стал горячим сторонником, заступником и попечителем этого движения. Будучи не только по должности, но и по убеждениям проводником государственной политики императора Александра III, С.В. Шаховской, в первую очередь, оставался православным христианином, уверенным, что «национальность в православии сглаживается или вовсе исчезает»⁵⁰. С целью упрочения положения эстонского православия, он добивался устройства реального, а не титулярного Ревельского викариатства во главе с епископом-эстонцем. Этому решительно воспротивился обер-прокурор Св. Синода К.П. Победоносцев.

Эпоха перемен

Важную роль в ослаблении отрицательного отражения русификации на судьбе православия в Эстонии сыграло вмешательство правящего архиерея Рижской епархии священноисповедника архиеп. Агафангела (Преображенского) в ход карательных экспедиций во время революционных событий 1905–1907 гг. По инициативе священномученика прот. Николая Бежаницкого, он издал циркуляр, предписывавший православному духовенству вмешиваться в ход карательных экспедиций, вступаться за людей, независимо от вероисповедания. Благодаря вмешательству духовенства, многим осужденным на порку и даже расстрел удалось избежать исполнения приговора. Патриарх Алексий II описывает в своей монографии случай в Лихула, когда свящ. Петр Каменев, не добившись уговорами отмены порки, встал первым в ряду осужденных, чем добился отмены наказания⁵¹.

Архиеп. Агафангел уделял серьезное внимание развитию соборного сознания в епархии. Под его председательством 20.09.–06.10.1905 г. состоялся первый в истории Русской Церкви Епархиальный Собор⁵². Среди множества животрепещущих вопросов зашла речь о создании латышской и эстонской епархий или митрополии с двумя викариями. И, хотя это не было на тот момент одобрено, прецедент был создан⁵³.

Во время Первой Мировой войны Рижская епархия частично эвакуировалась, и резиденция правящего архиерея была временно перенесена в Тарту.

После Февральской революции 1917 г., процесс церковно-территориальных преобразований в Остзейском крае последовал преобразованиям административно-территориальным. 30 марта 1917 г. сев. часть Лифляндской губ. была присоединена к Эстляндской губ. Вскоре, 06.–07.04.1917 г. в Ревеле (с 1919 г. Таллин) состоялось Первое общее совещание эстонских православных деятелей. В категории спешных дел было решено: «В пределах гражданского управления, где Эстония отделена от Латвии, произвести и переустройство духовного управления таким образом, чтобы все православные эстонцы вместе с печерскими эстонцами образовали бы одну эстонскую епархию… Епископ должен быть выборный, из местных уроженцев, знающий местные языки и отнюдь не из монахов»⁵⁴.

На всем протяжении своего существования сначала в Санкт-Петербургской, затем в Рижской епархиях Ревельское викариатство, в основном, представляло собой не более, чем титулярную кафедру. Далеко не все Ревельские викарии хоть раз в жизни побывали в своем кафедральном городе. Но, когда во епископа Ревельского, викария Рижской епархии (с поручением ее временного окормления) 31.12.1917 г. был рукоположен благочинный эстонских приходов Петроградской епархии прот. Павел Кульбуш (в монашеском постриге – Платон), обретение самостоятельного статуса для пока еще викарной Ревельской кафедры уже оставалось лишь делом времени. С этого момента начинается процесс канонического оформления церковной структуры, носящей сегодня имя Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата.

Благодаря самоотверженной любви и заботе священномученика Платона, православная церковная жизнь в Эстонии расцвела в самых неблагоприятных условиях. Однако архипастырское служение первого эстонского епископа было недолгим – ровно год: 14 января 1919 года красные комиссары Кулль, Рятсепп и Оттер перед отступлением из Тарту расстреляли его вместе с протоиереями Николаем Бежаницким и Михаилом Блейве, пастором Трауготтом Ханом и Вильгельмом Шварцем и другими заложниками. Несколько раньше большевиками были убиты сщмч. Сергий Флоринский (30.12.1918), затем сщмчч. Александр Волков и Димитрий Чистосердов (08.01.1919), а вскоре после тартуских мучеников, 29.01.1919 г. – сщмч. Иоанн Петтай.

Выделившийся из Рижского Епархиального Совета, Эстонский Епархиальный Совет продолжил курс на каноническое устройство церковной жизни. На состоявшемся 21.03.1919 г. общем собрании православных приходов Эстонии, исходя из того, что Эстония законодательно и политически более не связана ни с Латвией, ни с Россией, был провозглашен курс на получение автокефалии. Каноническая территория Эстонской епархии, которую еще предстояло учредить, была признана совпадающей с территорией эстонского государства.

Как следует из Указа Патриарха Московского и всея России Тихона Епархиальному Совету Эстонской Республики от 09.12.1919 г., ходатайство об учреждении в Эстонии самостоятельной православной епархии и хиротонии на ее кафедру свящ. Александра Паулуса было рассмотрено 19.11.1919 г. в соединенном присутствии Священного Синода и Высшего церковного совета. По обсуждении было постановлено «учредить в Эстонской Республике самостоятельную Эстонскую епархию на одинаковых с прочими епархиями Российской Православной Церкви основаниях». Так же положительно был решен и вопрос о назначении свящ. Александра Паулуса правящим архиереем новообразованной епархии⁵⁵.

Обретение автономии

Спустя год после мученической кончины епископа Платона, в соответствии с Тартуским мирным договором, заключенным 02.02.1920 г. между Советской Россией и Эстонской Республикой, в состав последней была включена территория нынешнего Печорского района Псковской области (за исключением присоединенной к нему позднее, в 1958 г. части территории, упраздненного Качановского района). Согласно вышеупомянутому решению, каноническая территория новообразованной епархии распространилась на Печорский край.

Следующим этапом канонического становления эстонского Православия стало преобразование самостоятельной епархии (первичной формы Поместной Церкви) в автономную Эстонскую Православную Церковь.

Курс Эстонского Епархиального Совета на автокефалию был встречен в руководстве Московского Патриархата со сдержанно-осторожной доброжелательностью.

Акцентируя внимание на том, что провозглашение автокефалии – это процесс, как минимум, двусторонний, а также учитывая ряд объективных обстоятельств канонического и политического характера, ВЦУ⁵⁶ 10.05.1920 г. постановило: «…предложить… эстонскому духовенству и мирянам обратиться за разрешением вопроса об автокефалии их Церкви к имеющему состояться в будущем 1921 году Всероссийскому Поместному Собору»⁵⁷.

Переговоры продолжились. С этой целью в Москву был делегирован от Совета директор Таллинской реальной гимназии Пауль Сепп со встречным предложением: до решения вопроса об автокефалии Эстонской Церкви на ближайшем Поместном Соборе, признать ее автономной.

Как следует из полученного им сообщения № 1780 от 28.06.1920 г. за подписью члена Св. Синода Православной Российской Церкви митр. Владимирского Сергия (Страгородского), по вопросу автокефалии был достигнут предложенный Эстонским епархиальным советом компромисс. Митр. Сергий приводит текст постановления ВЦУ, в п. 1 которого сказано: «В виду того, что Эстонская Церковь, как находящаяся в пределах самостоятельного государства фактически уже пользуется самостоятельностью во всех делах церковно-хозяйственных, церковно-административных, школьно-просветительных и церковно-гражданских, и в разъяснение постановления соединенного присутствия Священного Синода и Высшего Церковного Совета от 27 апреля /10 мая 1920 года за № 183, признать Эстонскую Православную Церковь, согласно ее желанию, автономною, впредь до разрешения вопроса об автокефалии ее Всероссийском Церковном Собором»⁵⁸.

Обстоятельства времени

После мученической кончины еп. Платона, обретение автокефалии превратилось, на волне политических веяний, в некую самоцель для лидирующей в этом направлении группировки, представленной Временным Эстонским Епархиальным Советом. В т.ч. рассматривался вариант союза с Финляндской Церковью, на Чрезвычайном Церковном Соборе которой (название несколько претенциозное, поскольку в Автономную Церковь Финляндская епархия будет преобразована лишь два года спустя), состоявшемся в июне 1919 г., рассматривался вариант объединения эстонского православия с финским в одну Автокефальную Церковь, «с тем, чтобы каждая отдельная часть могла бы пользоваться полной автономией при общем высшем Церковном Управлении»⁵⁹.

Стремление к автономизации, а в идеале к получению полной автокефалии, было существенно обусловлено последствиями «русификаторской травмы», которая побуждала «предвидеть» угрозу безопасности обеим странам, «только что достигшим государственной самостоятельности», если действующие на их территории Православные Церкви «и впредь будут зависимы от Российской Церкви и подчинены ей»⁶⁰. Образование объединенной Автокефальной Церкви, таким образом, рассматривалось, как условие и средство государственной безопасности, препятствующее «Российской Церкви вести антинациональную политику среди финляндского, восточно-карельского и эстонского народов»⁶¹.

Другой важный момент для понимания общей атмосферы, в которой происходило каноническое становление Эстонской Церкви, – это конфликт ее, условно говоря, эстонской и русской частей, описанный в статье С.Г. Исакова «К истории конфликта в православной церкви Эстонии. Попытка высылки русских православных священнослужителей из страны в 1920 г.»⁶². Причина конфликта состояла в том, что русское духовенство, опасаясь проникновения религиозно-просветительских, богослужебных и календарных «новшеств» в зону своей пастырской ответственности, не только выражало их неприятие, но и проявляло непонимание ценности для многих эстонцев происходивших в церковной жизни перемен. Только спустя год, уже после обретения Эстонской Православной Церковью автономного статуса, понемногу стал вырисовываться диалог между эстонской и русской частями эстонского православия.

Дабы консолидироваться в противостоянии опасным тенденциям, или, как это объяснялось официально, «имея в виду коренные отличия нашей приходской жизни от приходской жизни наших братьев по вере эстов; лишь имея в виду, что смешение компетенций порождало неясности, громадное неудобство, смуты и непорядки; лишь имея в виду, что право самостоятельного национального устроения церковной жизни есть неотъемлемое право…»⁶³ и т.д., русские православные клирики и миряне самоорганизовались, образовав в составе Эстонской Православной Церкви сообщество под руководством Духовного Совета русских приходов Эстонии – учрежденного Собором ЭАПЦ в 1920 г., руководящего органа альтернативного Синоду ЭАПЦ. Следует отметить, что именно по инициативе прот. Иоанна Богоявленского (будущего епископа Таллинского и всея Эстонии Исидора), после обретения Эстонской Апостольско⁶⁴-Православной Церковью автономии, в том же году решением ее Собора Епархиальный совет был переименован в Синод⁶⁵.

Поскольку, дважды выдвигавшийся Епархиальным Советом на должность викарного епископа для русских приходов иером. Иоанн (Булин), не был утвержден свт. Тихоном Московским, как не достигший канонического 30-летнего возраста, у Духовного Совета не было своего архиерея, и он подчинялся напрямую архиепископу Александру (Паулусу), действуя в качестве «представительного учреждения при нем»⁶⁶.

Преддверие раскола

Отношения между Духовным Советом и эстонской частью ЭАПЦ, включая ее Предстоятеля, складывались непросто. На Соборе ЭАПЦ 1922 г. большинством голосов был принят церковный Устав, не предусматривавший существования автономного русского союза приходов. Им предоставлялась возможность дальнейшего существования в качестве благочиния в подчинении Синоду. Представители русских приходов покинули заседание Собора, провели свое совещание, переизбрали состав Совета и добились сохранения своей самобытности при непосредственном архипастырском окормлении владыки Александра. Казалось бы, все закончилось миром.

К сожалению, призывы русских делегатов, обращенные к эстонским братьям, войти в их положение и не препятствовать русским жить по своему укладу, сохраняя веками уже сформированную традицию (для чего, как они объясняли, и необходимо существование внутри Эстонской Церкви самоуправляемого русского сообщества), не нашли понимания большинства соборян. Подчеркивание делегатом В.А. Чумиковым важности сохранения русской самобытности в составе ЭАПЦ было понято так, что русские «…не приемлют национальной Церкви ради христианства, предпочитая разделение в христианстве ради национального интереса»⁶⁷.

При том, что выступавшие представители русских приходов открыто признавали оправданность стремления православных эстонцев сформировать свою самобытную церковную традицию, отличную от русской, были предельно доброжелательны и почтительны, их настойчивость в отстаивании своего, как сказали бы сейчас, «островка русского мира» лишний раз убедила большинство участников Собора в необходимости дальнейшего и скорейшего укрепления своей церковной автономии. Предложение делегата Агапова об учреждении эстонско-русской комиссии для изучения поднятого вопроса, Собором было отклонено, после чего представители русских приходов покинули заседание. Возможно, поэтому, когда на следующий день состоялись выборы нового состава Синода⁶⁸, в его составе из 13 членов не оказалось ни одного русского кандидата (избранный в состав Синода архим. Иоанн (Булин), был сету). Непосредственно после их ухода, Собором к уже утвержденной ст. 1 нового церковного устава было принято незапланированное ранее дополнение следующего содержания: «Для признания канонической самостоятельности Эстонской Апостольско-Православной Церкви со стороны других самостоятельных Церквей, Собор предлагает Архиепископу с Синодом: безотлагательно принять для этого все необходимые и возможные меры»⁶⁹.

Этот наказ Собора Синоду часто ложно трактуется как соборное решение о переходе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Однако это более, чем произвольная интерпретация. Из протоколов Собора 1922 г. следует, что на его заседаниях ни о каком выходе из состава Московского Патриархата речи не было. Хотя и следует признать, что предписание Собора церковному руководству «принять все необходимые и возможные меры», чтобы добиться признания Поместными Церквами автономного статуса ЭАПЦ – это вполне определенный шаг в направлении автокефалии, получить которую от Матери-Церкви оставалось все меньше надежд, тем более, учитывая, что в Советской России был разгар гонений на Православную Церковь, раздираемую изнутри раскольниками-обновленцами, пытавшимися с помощью большевиков захватить в ней власть. Исполнение соборного наказа в этой ситуации, учитывая изначально поставленную цель обретения автокефалии, логично и последовательно побуждало искать возможности ее достижения вне Матери-Церкви. Тем не менее, соборного решения о переходе ЭАПЦ из Московского Патриархата в Константинопольский – не было. Речь шла лишь об укреплении автономии.

Подготовка к расколу

Трактуя действия митр. Александра и его окружения как логичное и последовательное исполнение соборного наказа, эстонский историк Тоомас Швак в статье «Проблема канонической юрисдикции в Православной Церкви Эстонии» пишет, что «окончательное решение по этому вопросу Синод ЭАПЦ принял на заседании, состоявшемся в августе 1922 г.»⁷⁰. Он ссылается на текст обращения митр. Александра (Паулуса) и Синода ЭАПЦ к Патриарху Константинопольскому Мелетию (Метаксакису) и всем Восточным Патриархам от 17.04.1923 г.⁷¹ Там, действительно, упоминается о заседании Синода ЭАПЦ якобы в полном составе от 16–17.08.1922 г. Но есть основание сомневаться в правдивости этого утверждения. И вот, почему.

Одним из членов Синода был архим. Иоанн (Булин), который, по своему духовному устроению и преданности Матери-Церкви, вряд ли одобрил бы такой антиканоничный шаг и уж точно поделился бы своим особым мнением и с Синодом, и, как минимум, с русской церковной общественностью. Последняя же понятия не имела о том, что готовится выход из состава Московского Патриархата. Об этом свидетельствуется в обращении Приходского Совета 40-мученического прихода г. Печор к другим приходским советам от 07.09.1940 г.⁷², а также в его письме Синоду ЭАПЦ от 16.09.1940 г., в котором утверждается, что «поездка Высокопреосвященнейшего Архиепископа Ревельского Александра летом 1923 г. в Константинополь произошла не только без ведома и постановления Церковного Собора 1923 года, каковой вовсе тогда не созывался, но и без ведома большей половины членов тогдашнего Синода»⁷³.

Подозревать во лжи синодалов, участвовавших в составлении обращения от 17.04.1923 г., основания есть, поскольку, например, в том же документе трудности общения с руководством Кириархальной Церкви, которыми обосновывался переход и оправдывалось отсутствие отпускной грамоты, были преувеличенно представлены ими, как совершенный разрыв связи с Матерью-Церковью, из-за ее якобы полного разрушения: обновленческую «Живую церковь», захватившую власть, при политической поддержке советского государства, они, дескать, формально признать за Мать-Церковь не могут, а «законной Церкви больше не существует»⁷⁴.

Кроме того, по их мнению, формальное единство с Русской Церковью угрожало чистоте православия Эстонской Церкви и сохранению ее иерархического преемства, якобы из-за подпадания, находящегося в Эстонии русского национального меньшинства, под влияние, захвативших в Русской Церкви власть, обновленцев – чему верить нет никаких документальных оснований. Напротив, русское духовенство в Эстонии отличалось, быть может, даже избыточным консерватизмом, который небеспочвенно раздражал многих православных эстонцев и воспринимался ими, как препятствие самобытному развитию национальной церковной традиции. Это следует из протоколов многих вышеупомянутых собраний, в т.ч. и Собора 1922 г.

После такой клеветы нетрудно допустить, что солгать синодалы-автокефалисты могли, и «преувеличив» количество участников заседаний Синода, принимавших судьбоносные решения.

Переход в юрисдикцию Константинопольского Патриархата

Прибыв летом 1923 г. вместе с делегацией ФПЦ в Константинополь, митр. Александр 3 июля в своей речи на приеме у Патриарха Мелетия вкратце повторил содержание вышеупомянутого обращения от 17.04.1923 г., сообщив о признании Патриархом всея Руси автономии Эстонской Церкви еще в 1920 г., теперь же, ссылаясь на то, что «для роста и развития Эстонской Церкви жизненно необходимо признание ее автокефалии», просил, чтобы Вселенский Патриарх признал и благословил автокефалию Эстонской Православной Церкви, а также «убедил других Патриархов Восточной Православной Церкви согласиться» с ним⁷⁵.

Но Патриарх Мелетий не даровал никакой автокефалии: ни каждой в отдельности, ни единой пополам на обе Церкви. Приняв ЭАПЦ и ФПЦ в свою юрисдикцию, он всего лишь подтвердил, ранее дарованные им Русской Церковью, автономные статусы. И это очень важно понимать потому, что, по версии инициаторов раскола в эстонском Православии и их сторонников, Патриарх Мелетий 07.07.1923 г. будто бы именно даровал автономию и учредил ЭАПЦ, тогда как на самом деле всего лишь переподчинил их себе «в сущем статусе», не тратя время на запрашивание мнения своего собрата – Патриарха Всероссийского.

Томос Патриарха Мелетия⁷⁶, которым архиеп. Александр был возведен в сан митрополита (что в греческой традиции означало бы, наоборот, понижение в статусе), содержал ряд условий, в том числе учреждение в «Эстонской православной митрополии» (каковое название получила ЭАПЦ, согласно Томосу) трех епархий: Таллинской, Сааремааской и Печерской. В этом документе, в качестве «условий неуклонного соблюдения требований» были прописаны пределы внутренней свободы в устроении церковной жизни и признаки канонической подчиненности Константинопольскому Патриархату. В частности: избрание архиереев – внутреннее дело митрополии, но, как поставление епископов – прерогатива митрополита, так же и поставление последнего – прерогатива Патриарха Константинопольского⁷⁷.

Подобно тому, как прошение, представленное от имени ЭАПЦ об автокефалии (как письменно в обращении от 17.04.1923 г., так и устно во время встречи митр. Александра с Патриархом Мелетием 03.07.1923 г.) было вольно интерпретировано в Томосе так, словно речь шла о «взятии ее под наше духовное окормление и попечение в порядке постоянного канонического церковного устроения и руководства»⁷⁸, так же вольно и митр. Александр, по возвращении в Эстонию, интерпретировал переход в каноническое подчинение Константинопольскому Патриарху, как получение вожделенной автокефалии.

23.09.1923 г. Томос был оглашен за богослужением в Таллинском соборе во имя св. блгв. вел. кн. Александра Невского. В послании к пастве митр. Александр преподнес изменение в статусе ЭАПЦ следующим образом: «При ознакомлении с положением дел, Константинопольская Церковь отнеслась к просьбе Эстонской Церкви с самым сердечным расположением и 7 июля с. г. состоялось довершение канонического устроения самостоятельности Эстонской Церкви. Отныне Эстонская Церковь – законная часть всей Восточной Церкви и носит имя Эстонской митрополии»⁷⁹.

Если бы он сказал, что Эстонская Церковь стала частью Вселенской Церкви, можно было бы подумать, что речь о переходе в состав Вселенского Патриархата, как анахронично именуется по сей день Константинопольская Церковь. Но в том-то и дело, что митр. Александр говорит о Эстонской Церкви как самостоятельной части всей Восточной Церкви наряду с другими Автокефальными Поместными Церквами.

Кризис отношений в ЭАПЦ

О том, что переход в состав Константинопольского Патриархата понимался в обществе именно, как получение автокефалии, свидетельствует, например, письмо графини Софии Стенбок архиеп. Рижскому и Латвийскому Иоанну (Поммерсу)⁸⁰. Это не могло не всколыхнуть церковное общество и не вызвать разделений в нем. Приходской совет Таллинского Александро-Невского собора в августе 1923 г. отмечал, что «совесть православных русских людей смущена слухами об объявлении автокефалии Эстонской Православной Церкви, устанавливающейся, по-видимому, без благословения на то со стороны единственного законного главы Российского Патриархата, к коему принадлежит и Эстонская Церковь, Святейшего Тихона»⁸¹. Заслушав представителей Совета, митр. Александр, с целью умиротворения русских приходов и единения всей ЭАПЦ, созвал на 11.09.1923 г. заседание Синода, куда были приглашены представители русских приходов г. Таллина.

На этом заседании секретарем Синода прот. Антонием Лааром, как бы идя навстречу чаяниям русских клириков и мирян, настаивавшим на автономном самоуправлении, впервые была озвучена идея, что, исходя из требований Томоса, планируется разделение на три епархии, и «все чисто-русские приходы могли бы составить одну из епархий» с кафедрой в г. Нарве. При этом о. Антоний как бы упустил из внимания, что, во-первых, Томосом предписывалось иное деление, а во-вторых, согласно церковным нормам, его надлежало провести по территориальному, а не по национальному признаку.

После того, как В. Карамзин (представитель прихода во имя св. Александра Невского) подчеркнул, что «необходимейшим и главным условием к единению» является «получение на самостоятельность Прав. Церкви Эстонии благословения Патриарха Тихона», о. Антоний опустился до прямой лжи, заявив, что «вышеназванное событие и не могло состояться без благословения Патриарха Тихона», и, что «о совершившемся акте Его Святейшеству, Патриарху Тихону сообщено Константинопольским Патриархатом»⁸². На самом же деле, только спустя два месяца после оглашения Томоса, 12.12.1923 г. митр. Александр отправил свт. Тихону Московскому письмо, в котором ставил его перед фактом выхода ЭАПЦ из состава Московского Патриархата⁸³.

Обосновывая свое решение безвыходной ситуацией, обусловленной не только политическими, но и церковными нестроениями, в частности, опасением, что обновленческий «собор» может предъявить требования к Эстонской Церкви, «как еще подлежащей русскому Собору», и тревожась за будущее Эстонской Церкви, «отдаленной от православных центров и как бы вкрапленной в инославную массу», митр. Александр ссылается на якобы общее желание представителей ЭАПЦ (подразумевая, вероятно, вышеупомянутое постановление Собора 1922 г., которое, как было отмечено выше, не содержало решения о переходе в другую юрисдикцию) и преподносит свое обращение к Патриарху Константинопольскому, как просьбу «довершить каноническое устройство», начатое ВЦУ, таким образом, чтобы ЭАПЦ получила «все канонические права автокефальной Церкви».

А вот далее с несущественными полуправдивыми оговорками, следует прямая ложь: «Константинопольский Патриарх и Священный Синод, рассмотрев наше дело, вняли нашей просьбе и даровали нашей церкви все просимые права…»⁸⁴. Завершается письмо выражением уверенности в сорадовании святительского сердца Патриарха Тихона об «успешном укреплении канонических начал» Эстонской Церкви. Благодаря Патриарха Всероссийского за бывшие о ней отеческие заботы, митр. Александр обещает поминать его вместе с Патриархом Константинопольским.

Письмо было получено адресатом⁸⁵. Как пишет прот. Николай Балашов, «данное обстоятельство подтверждает, что ссылки на невозможность поддерживать связь с Русской Церковью, которые приводились как в заявлении архиепископа Александра в Константинополе, так и в томосе Патриарха Мелетия, не были свободны от преувеличения»⁸⁶.

Отсутствие подтверждения согласования со свт. Тихоном перехода в юрисдикцию Константинопольского Патриархата вместо единения, к которому призывал митр. Александр, послужило лишь к усилению напряжения среди русских приходов. Была даже попытка созвать свой съезд весной 1924 г. и выйти из подчинения митрополиту Александру, но МВД Эстонии запретило проведение этого собрания⁸⁷.

Дальнейшие действия руководства ЭАПЦ тоже не соответствовали, а потому не содействовали заявленной миротворческой цели. Например, протесты (и не только среди русских) вызвало насильственное введение в ЭАПЦ нового календарного стиля и, главное, западной пасхалии, которое обеспечивалось не только решениями Синода, но и, начиная с 1923 г., действиями местных полицейских властей. А в 1934 г. обязательность нового стиля, несмотря на многочисленные обращения православных русскоязычных верующих, была закреплена принятием государственного закона и постановления министра внутренних дел Эстонии. Приверженность старому стилю толковалась в местной печати как приверженность «контрреволюционности и монархизму»⁸⁸.

Дальнейшее развитие ЭАПЦ

В 1924 г. на Соборе ЭАПЦ, проходившем 9–11 сентября в Таллинском Преображенском храме, состоялось разделение канонической территории и обещанное учреждение епархии для русских приходов, на собрании которой ее правящим архиереем 10 сентября единогласно был избран, а затем в тот же день утвержден Собором, архиеп. Евсевий (Гроздов) – бывший Псковский и Порховский, который теперь должен был, согласно соборному решению, «позаботиться о получении эстонского гражданства» и «представить согласие Московского Патриарха на переход в Эстонскую митрополию»⁸⁹. Эстонские и смешанные приходы, а также два Успенских монастыря – женский Пюхтицкий и мужской Псково-Печерский – остались в Таллинской епархии, правящим архиереем которой по положению был митрополит всея Эстонии. Русской епархии был отдано Нарвское подворье Пюхтицкого женского монастыря. Спустя месяц, 07.10.1924 г. Совет новообразованной епархии «признал, что епархия должна именоваться не по национальности приходов, входящих в ее состав, а по месту кафедры, т.е. НАРВСКОЮ», о чем в ее пределах 28.10.1924 г. был разослан соответствующий циркуляр № 29⁹⁰.

Кроме того, на Соборе ЭАПЦ 1924 г. был переизбран состав Синода на новой избирательной основе: в отличие от предыдущих выборов, на этот раз были выделены места для представителей русских приходов пропорционально количеству последних – 1/3 от всех приходов ЭАПЦ. От эстонских приходов было избрано в Синод 4 священнослужителя и столько же мирян, от русских приходов – 2 священнослужителя и 2 мирянина⁹¹.

В 1925 г. состоялась переписка митр. Александра с Патриархом Константинопольским Василием и его Синодом по вопросу празднования Пасхи. В письме от 01.12.1925 г. Патриарх Василий сообщил митр. Александру синодальное решение, согласно которому, ради дружбы и церковного мира, ему следует придерживаться действующего Пасхального канона т.е. восточной пасхалии⁹².

В 1926 г. произошли два важных события в церковной жизни: 1) принятие на Соборе ЭАПЦ, прошедшем 06.–08.04.1926 г., ее Устава (в котором о Константинопольском Патриархе ничего не сказано) и 2) учреждение на том же Соборе Печерского викариатства Таллинской епархии с последующим рукоположением 25.04.1926 г. во епископа Печерского настоятеля Псково-Печерского Успенского мужского монастыря архим. Иоанна (Булина), которому поручалось окормление эстонских и смешанных приходов Печорского края, а если от каких русских приходов будет изъявлено таковое желание, то и их тоже. Еп. Иоанна (Булина) в 1933 г. сменил на Печерской кафедре епископ (с 1935 г. архиепископ) Николай (Лейсман).

Наибольшей заслугой архиеп. Николая (Лейсмана) было открытие в том же 1933 г. Печерской духовной семинарии (многие предметы он лично преподавал).

Несмотря на материальные трудности в Эстонии было построено и освящено 15 храмов⁹³. Строились и часовни, например, Свято-Георгиевская на месте захоронения воинов Северо-Западной Армии. В советское время она была снесена и буквально на костях была сооружена электроподстанция, но в 2022 г., объединенными усилиями ЭПЦ МП и мэрии г. Таллина часовня была восстановлена.

Важным этапом в структурном формировании ЭАПЦ было принятие в 1935 г., разработанного на основе Закона о церквах и религиозных объединениях 1934 г., нового Устава ЭАПЦ. Впервые за все годы после получения Томоса, в Уставе ЭАПЦ появилось упоминание о Константинопольском Патриархе: «О своем избрании на должность Митрополит сообщает Главе Государства и Константинопольскому Патриарху» (ст. 29). Это упоминание не только ничего не меняло в, по сути, автокефальном церковном статусе, но даже подчеркивало его. Митрополит всея Эстонии мало того, что не поставляется Константинопольским Патриархом, согласно Томосу 1923 г., но даже не утверждается им в должности. Новоизбранный Собором Предстоятель ЭАПЦ лишь уведомляет его.

Воссоединение ЭАПЦ с РПЦ

Канонически ненормальное положение, в котором оказалась ЭАПЦ вследствие перехода в Константинопольский Патриархат, стало меняться, к сожалению, только в неразрывной связи с началом советской оккупации и прекращением существования Эстонской Республики, вместо которой возникло новое союзное государство – ЭССР. Эта взаимосвязь навсегда определила в массовом сознании отношение к Московскому Патриархату и его структуре в Эстонии, как «оккупационной».

Воссоединение ЭАПЦ с РПЦ, осуществившееся вслед за ликвидацией эстонской государственности в 1940 г., и последовавшие изменения в названии, статусе и структуре Эстонской Церкви, вполне закономерно воспринимаются, как единый процесс, спланированный и управлявшийся из одного и того же «центра принятия решений». На самом деле, все происходило иначе. Процесс, несомненно, контролировался советскими спецслужбами и согласовывался с ними, но, судя по тому, как он зарождался и развивался, контролем с их стороны всё и ограничивалось.

Архивные материалы свидетельствуют о двух встречных процессах, начавшихся на территории Эстонии и Латвии в 1940 г., незамедлительно после насильственного присоединения стран Балтии к СССР.

В первую очередь следует обратить внимание на инициативное и решительное стремление ряда русских приходов вернуться в юрисдикцию Московского Патриархата⁹⁴.

Объективности ради, следует отметить, что стремление это было отнюдь не всеобщим даже среди русских, например, оо. Сергий Гроздов, Павел Горшков и некоторые другие неодобрительно относились к переходу в Московский Патриархат через голову руководства ЭАПЦ и к агитации за такой путь решения проблемы.

Другой процесс был инициирован Московской Патриархией: поскольку автономные Православные Церкви Эстонии и Латвии в 1923 и 1936 гг. были антиканонично отторгнуты от Московского Патриархата, его руководству надлежало обеспечить здесь условия для восстановления канонического устроения церковной жизни. С этой целью митр. Литовский и Виленский Елевферий (Богоявленский) – единственный архиерей в странах Балтии, состоявший на тот момент в каноническом подчинении РПЦ – был наделен полномочиями принимать в общение и временно окормлять православные приходы, находящиеся в Латвии и Эстонии, которые пожелают восстановить каноническую связь с Матерью-Церковью.

Атмосфера была крайне напряженной. При всей каноничности намерений тех, кто желал скорейшего восстановления единства с Московским Патриархатом, осуществление этих намерений производило впечатление смуты. Руководству ЭАПЦ понадобилось некоторое время для осознания неумолимого факта, что, во избежание пагубных для церковной жизни последствий, процесс воссоединения ее приходов с Матерью-Церковью необходимо поскорее «организовать и возглавить», не дожидаясь, пока маховик стихийного возвращения в юрисдикцию Московского Патриархата, уже запущенный 40-мученическим приходом, разгонится настолько, что его невозможно будет остановить.

Синодом ЭАПЦ через благочинных был проведен опрос приходов Таллинской епархии, чтобы выяснить их отношение к воссоединению с Московским Патриархатом. Мы не располагаем данными о волеизъявлении всех приходов. Несомненно, тут полного единодушия быть не могло, но, судя по тому, как развивались события, можем утверждать, что если не все, то в подавляющем большинстве приходы Таллинской епархии согласились на возвращение в лоно Русской Церкви. Сохранилась выписка из протокола, состоявшегося 30.09.1940 г. заседания Совета Раквереского прихода в честь Рождества Богородицы. В этом документе сказано, что участники заседания, после всестороннего обсуждения, постановили, «в виду изменившейся обстановки, счесть полезным для нашей Церкви восстановление прежних отношений с Русской Церковью, о чем сообщить Синоду»⁹⁵.

Аналогично Синодом был запрошен в срочном порядке и Нарвский Епархиальный Совет, но без предписания опросить приходы. Ответ требовался непосредственно от Епархиального Совета. Мы не располагаем текстом циркуляра, который был разослан по приходам Таллинской епархии, но, на основании цитированной выше выписки из протокола Раквереского Приходского совета, смеем предположить, что он идентичен тексту, направленного 25.09.1940 г. в Нарвскую епархию синодального запроса, в котором смена юрисдикции обосновывается предельно просто: «По случаю вступления Эстонии в Союз Советских Социалистических Республик и изменения государственного строя возникла необходимость изменить и общий строй православной Церкви Эстонии и восстановить прежнее общение с Российскою Церковью». Далее отмечается, что «вопрос о соединении с Московскою Церковью обсуждался в Синоде и решен положительно»⁹⁶. Такой, вот, неприкрытый, наивный до цинизма прагматизм. И ни намека на необходимость, хотя бы ради приличия, согласовать этот вопрос с Константинопольским Патриархом (пусть даже речь идет о возвращении в лоно Матери-Церкви).

Вслед за этим, 16.11.1940 г. митр. Александр (Паулус) письменно обращается к митр. Сергию (Страгородскому) с просьбой о воссоединении⁹⁷. И начинает он свое послание «возлюбленному о Христе брату» с упоминания письма «Священного Синода от 15/28 июня 1920 г.» Паулю Сеппу о признании Эстонской Церкви автономной. Казалось бы, несущественный нюанс: но это было письмо не Св. Синода, а лично Сергия (Страгородского), члена Св. Синода и на тот момент митрополита Владимирского. Вряд ли митр. Александр об этом забыл и случайно выразился так, словно митр. Сергий не в курсе, что он сам же писал 20 лет назад, уведомляя Эстонскую Церковь о ее признании в новом статусе. Вероятно, митр. Александр умышленно обратился к нему, как к равному и как бы не имеющему к становлению ЭАПЦ никакого отношения.

Далее митр. Александр вкратце упоминает о своей архиерейской хиротонии, после чего переходит к описанию политической обстановки, вскользь упоминая о «внутренних разногласиях», побудивших его в 1923 г., якобы «согласно постановлениям Соборов Эстонской Православной Церкви» (как мы выяснили выше, это ложь), поехать в Стамбул «с просьбой о принятии нашей Церкви в единение с Вселенской Константинопольской Церковью» (и снова ложь: целью поездки было получение автокефалии).

Возвращение в лоно Матери-Церкви рассматривается митр. Александром не как исправление ранее допущенного антиканоничного деяния, а как честное приспособленчество, продиктованное «переменой обстоятельств» в связи со «вступлением в состав Союза Советских Социалистических Республик», вследствие чего «открылась возможность возобновить прежние отношения с Российской Церковью и вступить с нею в тесное каноническое единение».

В заключение, митр. Александр просит Патриаршего Местоблюстителя «о принятии Эстонской Церкви в качестве автономной Церкви в единение с Московской Патриаршей Церковью». Кроме сохранения автономии, митр. Александр просил сохранить в неприкосновенности каноническую территорию ЭАПЦ и оставить «на своих местах архипастырей»: самого митр. Таллинского и всея Эстонии Александра (Паулуса) и еп. Нарвского Павла (Дмитровского).

Местоблюститель Патриаршего престола митр. Сергий (Страгородский) ответил митр. Александру подробным письмом № 679 от 13.12.1940 г.⁹⁸

Описывая и оценивая произошедшее в 1923 г., митр. Сергий охарактеризовал переход ЭАПЦ в Константинопольский Патриархат, как раскол, напомнив о «суровых прещениях», которыми «Церковь карает в особенности неверность иерархии и клира, принятым ими обязательствам и обетам (напр., Двукр. 14–15 и мн. др.)».

Вслед за обличением, Патриарший Местоблюститель напомнил блудному собрату, что виновный в расколе подлежит прещениям до тех только пор, пока умом и сердцем коснеет в греховном состоянии, на почве которого он совершил каноническое преступление. И если, осознавая свой грех, сожалеет о нем и «готов исправить все его последствия, тем более, если просит принять его в прежние отношения и готов прекратить свои обращения к другому кириарху», – принимается с любовью.

Предпочитая усматривать в словах митр. Александра признаки покаянного настроения, митр. Сергий выразил желание на деле обнаружить, что его добрые предположения обоснованы. Он предложил митр. Александру, чтобы «осознание канонической незаконности совершенного, и сожаление о том, что совершилось, и отречение от этого, и желание возвратиться в союз с Церковью-Матерью, и желание и обещание оставаться в союзе навсегда» было им письменно изложено и, желательно, лично привезено в Патриархию, где можно было бы оформить восстановление церковного общения, засвидетельствовав единение совместным служением Литургии. Тем самым было предельно ясно дано понять, что возвращение в единение возможно лишь через покаяние.

Далее митр. Сергий уведомил митр. Александра, что границы церковные будут следовать административным, а вопрос об автономии посоветовал «теперь не ставить», чтобы не осложнить процесс воссоединения.

После этого Патриарший Местоблюститель описал в основных чертах, что из себя будет представлять ЭАПЦ после воссоединения: «…лучше и не задаваться многим, а возвратиться к более скромному: Эстонская епархия»⁹⁹. Митр. Александр оставался правящим архиереем, а еп. Павел переводился на положение его викария.

Следующим шагом со стороны руководства Московского Патриархата было командирование архиеп. Дмитровского Сергия (Воскресенского) в Эстонию и Латвию для ознакомления на месте с церковной ситуацией¹⁰⁰. В первую очередь ему поручалось «в личных беседах с руководителями Латвийской и Эстонской Православных Церквей выяснить их окончательное решение касательно присоединения к Московской Патриархии».

Несмотря на «новомосковский» тип мышления архиеп. Сергия (Воскресенского), его авторитарный стиль поведения и, мягко говоря, бестактную манеру обличения неправды отпадения от Матери-Церкви¹⁰¹, намерение митр. Александра и Синода ЭАПЦ вернуться в Московский Патриархат осталось прежним. Что и было ими засвидетельствовано на заседании Синода ЭАПЦ 17.01.1941 г., специально созванного для обсуждения с архиеп. Сергием (Воскресенским) условий воссоединения¹⁰².

После «арии московского гостя» о том, что «Сталинская Конституция признает свободу вероисповедания», преследований Церкви в СССР нет и т.п., собравшиеся постановили: «Первое обращение митрополита Эстонской Православной Церкви и Синода к Московской Патриархии подтвердить и вновь просить Матерь-Церковь принять Эстонскую Церковь в каноническое общение, покрыв любовью невольный грех отпадения»¹⁰³.

Вскоре, 24.02.1941 г. был учрежден Прибалтийский экзархат. Архиепископ Сергий (Воскресенский) был назначен на овдовевшую 31.12.1940 г. после кончины митр. Елевферия (Богоявленского), Литовскую и Виленскую кафедру, с возведением в сан митрополита и назначением экзархом Латвии и Эстонии¹⁰⁴. Несколько дней спустя, 28.02.1941 г. Патриарший Местоблюститель, заслушав доклад митр. Сергия (Воскресенского) о посещении им Эстонии, принял 01.03.1941 г. определение, в котором характеристика, данная митр. Александром и Синодом ЭАПЦ учиненному в 1923 г. расколу, признается «очень смягченной». Одновременно Патриарший Местоблюститель, сам, в качестве смягчающего обстоятельства, отмечает, что «эстонская иерархия пошла на раскол под давлением тогдашних политических обстоятельств (и, вероятно, еще более под давлением политических деятелей) и вопреки желанию православной паствы»¹⁰⁵.

Важно отметить, что версия о давлении политических властей Эстонии, исходила не от митр. Александра и Синода. Ее, в предположительной форме, как бы изыскивая повод к снисхождению, впервые высказал митр. Сергий (Страгородский). Он, безусловно, прав был в том отношении, что правительство Эстонии было кровно заинтересовано в отделении Эстонской Церкви от Русской, однако, как справедливо замечает эстонский историк Т. Швак, правительство Эстонии не только не оказывало давления на руководство ЭАПЦ, но даже нисколько не поддержало материально, отправившегося за автокефалией в Стамбул, митр. Александра. Если в делегации Финляндской Церкви, к которой он по пути примкнул, кроме духовенства находился, в качестве представителя государства, сенатор Нестор Сетеля, то Эстонскую Церковь митр. Александр представлял один, а государство не было представлено никем¹⁰⁶.

Кроме того, как следует из архивных документов, планы выхода из состава Московского Патриархата вынашивались членами Временного Епархиального Совета еще до учреждения в 1919 г. самостоятельной Эстонской епархии, и священник Александр Паулус перед своей архиерейской хиротонией приносил присягу верности, заранее собираясь ее нарушить. Ни в каком давлении тут нужды не было.

Тем же Указом богослужебный язык (церковнославянский или эстонский) оставлялся на усмотрение приходов так же, как и календарный вопрос.

30.03.1940 г. состоялось воссоединение ЭАПЦ в лице митр. Александра (Паулуса) с Матерью-Церковью в лице Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского) и других архиереев Московского Патриархата, подписавших в Патриархии Акт о присоединении¹⁰⁷. Основные положения покаянного Акта соответствуют вышеупомянутым документам: письму митр. Сергия (Страгородского) митр. Александру (Паулусу) от 13.12.1940 г. и его же (митр. Сергия (Страгородского)) Указу от 01.03.1941 г. Это важно знать, потому что впоследствии митр. Александр, описывая встречу в Патриархии, будет утверждать, что как покаянный характер воссоединения, так и лишение ЭАПЦ автономии и пр. было для него неожиданностью¹⁰⁸. Одновременно с признанием вины, в Акте о воссоединении, в качестве смягчающего обстоятельства, уверенно сказано то, что ранее было выдвинуто Патриаршим Местоблюстителем лишь в качестве предположения, а именно, что «на грех раскола они пошли под давлением бывшего эстонского правительства и только лишь из желания и надежды сохранить Православие в Эстонии».

Подводя итог описанию возвращения эстонского православия в лоно Московского Патриархата, хотелось бы подчеркнуть два момента.

Во-первых, благодаря тому, что митр. Александр и Синод ЭАПЦ все-таки взяли инициативу воссоединительного процесса в свои руки и пошли на ряд компромиссов, им удалось предотвратить не только разделение, но и саму ликвидацию возглавляемой ими церковной структуры. Вопреки тому, что утверждает в своих публикациях, например, митр. Григорий (Папатомас), ЭАПЦ не была ни ликвидирована, ни «поглощена». При всех последовавших статусных и структурных изменениях, ЭАПЦ сохранилась в «скромном» качестве Эстонской епархии.

Во-вторых, сам воссоединительный процесс: его длительность, последовательность событий, обсуждение условий, прозрачные намеки митр. Сергия (Страгородского) в переписке и пр. – все это в совокупности свидетельствовало о том, что советские спецслужбы этот процесс, несомненно, контролировали, но не были его инициаторами и не направляли его. Если бы он осуществлялся по их требованию и в русле какого-нибудь, спущенного сверху, постановления, то занял бы не более месяца, а не аж восемь. Восстановление канонического общения ЭАПЦ с РПЦ было встречным внутрицерковным процессом, хотя и обусловленным политическими обстоятельствами, но не продиктованным ими.

Аннексировав Эстонию, советская власть распространила на нее и репрессивную политику, в том числе и гонения на Церковь. Однако следует отметить специфику «направления главного удара» в предвоенный период: белая эмиграция, в частности те из ее представителей, которым было, что предъявить за их участие в Гражданской войне и деятельность в эмиграции, как, например, РСХД. Расстрелянных Ивана Лаговского, Николая Пенькина, Татьяну Дезен и движенцев, подвергшихся иным «мерам социальной защиты», учитывая религиозно-просветительскую направленность этой организации, справедливо будет причислить к пострадавшим за веру, вне зависимости от того, что формально их преследовали за участие в не существовавшей антисоветской террористической организации.

По имеющимся у нас данным о клириках, пострадавших в короткий предвоенный период, мы можем назвать следующие имена: епископ Печерский Иоанн (Булин), председатель Синода ЭАПЦ и настоятель Таллинского собора во имя св. Александра Невского Николай Пятс (брат первого Президента Эстонии Константина Пятса), а также священники Александр Филомафитский, Иоанн Коведяев, Валентин Смирнов, Константин Хиоб, Константин Колчин, Иоанн Краав, Василий Ристкок, Иоанн Толстяков, Артемий Ваппер, Николай Лейсман, Иоанн Сергиев, Якоб Кийратс, Симеон Покровский, Валентин Смирнов, иером. Алексий (Смирнов), диакона Петр Кудрявцев, Симеон Карпин, Петр Козлов, Василий Астанин и монах Аркадий (Павлов). Из них вернулись только оо. Якоб Кийратс и Петр Кудрявцев¹⁰⁹.

И.В. Петров обращает внимание, что судьбу вышеперечисленных лиц не определяло их отношение к юрисдикционному вопросу. Например, еп. Иоанн (Булин), который активнее всех ратовал за воссоединение с Московским Патриархатом и вел об этом переписку с митр. Елевферием (Богоявленским), был арестован и расстрелян из-за своего антибольшевистского прошлого. Сам же митр. Александр (Паулус), который стоял во главе раскола, репрессирован не был. Или другой пример, который приводит тот же исследователь – свящ. Николай Лейсман (не путать с архиеп. Николаем (Лейсманом)): активный участник Освободительной войны, активный участник многих антисоветских мероприятий, не скрывавший своего категорического неприятия советской оккупации, к тому же участвовавший в подготовке вооруженного сопротивления советской власти. Он был заключен в лагерь, где и скончался в 1943 г. То же можно сказать и о других репрессированных православных священнослужителях ЭАПЦ: не имело значения, является ли кто сторонником или противником воссоединения с Московским Патриархатом.

Репрессивная машина в Эстонии поглощала людей по признаку политической угрозы, которую, согласно заложенной в нее программе, представляли люди, во время Гражданской войны сражавшиеся против советской власти и/или имевшие «связи с русскими эмигрантскими политическими и военными организациями, причем расположенными как на территории Эстонии, так и за ее пределами», а также участвовавшие в политической жизни Эстонии, имевшие «отношение к военным и полувоенным организациям самого эстонского государства»¹¹⁰.

Это лишний раз показывает, что процесс восстановления юрисдикции Московского Патриархата в Эстонии не рассматривался спецслужбами как политически значимый, в противном случае сторонники дистанцирования от Матери-Церкви были бы приравнены к политической оппозиции со всеми вытекающими последствиями.

Между тем, хотя нет оснований говорить о массовой оппозиции церковно-политическому курсу митр. Александра, но, по меньшей мере, отдельные противники воссоединения были. Об этом свидетельствует, например, письмо настоятеля Лухамааского прихода в честь Схождения Святого Духа свящ. Владимира (Вамбола) Хийесалу митр. Александру от 16.05.1941 г., в котором от имени прихода было жестко заявлено, что они не признают «никакого незаконно вступившего в должность неизвестного начальника – так наз. Экзарха. Отказываемся категорически исполнять его распоряжения и предписания»¹¹¹. Сколько таких протестов поступило митр. Александру, достоверных данных нет.

ЭАПЦ во время Великой Отечественной войны

Преобразование ЭАПЦ в Эстонскую епархию не было формально завершено в 1941 г. из-за начавшейся войны. Но с формальностями не спешили, видимо, еще и потому, что принесение покаяния и воссоединение ЭАПЦ с РПЦ, «по умолчанию», предполагало вступление в силу предшествовавших договоренностей обо всем, что касалось автономного статуса, границ, архиерейских кафедр и наименования – условий, на которых воссоединение состоялось. ЭАПЦ была возвращена в состояние, предшествовавшее обретению автономии в 1920 г.: самостоятельная Эстонская епархия Московского Патриархата. Не «Таллинская и Эстонская», как ее называли иногда, в том числе и в официальных документах, соответственно титулу правящего архиерея, а именно «Эстонская», т.е., по-прежнему, остававшаяся местной Эстонской Церковью, лишь в более «скромном», как выразился митр. Сергий (Страгородский), епархиальном статусе.

После 22.06.1941 г., митр. Сергий (Воскресенский) не стал эвакуироваться, но остался в Риге, где в первый же день немецко-фашистской оккупации 01.07.1941 г. он был арестован нацистскими властями, но, спустя четыре дня, освобожден. Как утверждает М.В. Шкаровский, «существуют свидетельства, что уже во время этого ареста он не без успеха убеждал германские власти, что для них политически выгоднее примириться с поминовением главы Московского Патриархата, чем содействовать возвращению Эстонской и Латвийской Церквей в юрисдикцию Константинопольского Патриарха, экзарх которого находился в это время в Лондоне и имел тесные связи с правительством Великобритании»¹¹².

Вскоре, 05.07.1941 г. он издает Обращение ко всем верным чадам св. Православной Церкви Латвии, Литвы и Эстонии, в котором, в частности, призвал их «всеми силами своего свободного существа, искренностью своего гражданского долга оказать всяческое содействие и помощь нашей Освободительнице в деле освобождения не только одной шестой части мира, но всего культурного человечества от гнойника безбожного коммунизма, дабы не вдохнули люди растлевающей заразы зверя и его лжепророков»¹¹³.

Все хорошо помнили, развернутую экзархом чуть ли не вчера, рекламную кампанию якобы свободной церковной жизни в СССР. И вдруг – это Обращение, полностью противоречащее всему, что сам же он говорил во время своего посещения Эстонии в рамках подготовки воссоединения Церквей. Декларируемый Экзархом взгляд на вторжение Германии в СССР вступал в конфликт с позицией Патриаршего Местоблюстителя. По логике мира сего, это противоречие должно было повлечь канонический разрыв. Однако никаких поползновений к выходу Прибалтийского экзархата из Московского Патриархата заметно не было, что опять же вызывало сомнения в искренности экзарха. Как сейчас, так и в то время трудно было поверить, что два митрополита Сергия могли оставаться в одной Поместной Церкви, искренне придерживаясь взаимоисключающих политических взглядов.

Не верилось в это и митр. Александру. Как только Эстония оказалась под оккупацией Германии, он попытался выйти из Московского Патриархата и восстановить ЭАПЦ в прежнем статусе и структуре (в чем, конечно же, поначалу получил поддержку местных оккупационных властей).

И вот, 14.10.1941 г. митр. Александр уже пишет в своем циркуляре: «Со стороны Властей я признан единственным ответственным главою Эстонской Православной Церкви… <…> Священно-служителям, членам причта, деятелям приходским или прихожанам, не исполнившим моих распоряжений и тем нарушившим церковную дисциплину и порядок, придется иметь дело с Властями»¹¹⁴. Это был сигнал в первую очередь полностью зависимому от него викарию – еп. Павлу. Но владыка Павел с самого начала немецко-фашистской оккупации занял твердую позицию сохранения верности Матери-Церкви, оставаясь в подчинении экзарху. Убеждая духовенство и мирян Эстонской епархии хранить верность Московскому Патриархату, он, формально будучи викарием митр. Александра, вел себя как правящий архипастырь. На это противоречие митр. Александр указал ему в письме от 30.06.1942 г., предлагая определиться: или он заявляет о себе, как «Нарвский Епархиальный Архиерей», признавая, таким образом, ЭАПЦ восстановленной в своем статусе и структуре, и тогда он должен подчиняться ее Уставу и исполнять распоряжения ее Митрополита, или же он не признает ЭАПЦ, но тогда уже не может позиционировать себя в качестве Нарвского правящего архиерея, поскольку в указах экзарха ни о какой Нарвской епархии речи не было, а о нем самом было сказано: «принять его в качестве викарного епископа».

Упрекая еп. Павла в провоцировании смуты, митр. Александр акцентировал внимание на неприемлемости находиться в каноническом подчинении Патриаршего Местоблюстителя, «действующего во всем по указке безбожных большевицких властей, молящегося за них и желающего им благословения Божия и победы над „фашиствующими разбойниками“ – германцами»¹¹⁵. Вроде бы вполне логично.

Однако у владыки Павла оказался иной ум, зрящий в корень. В его письме протоиерею Иоанну Богоявленскому от 2 июня 1942 г. есть такие слова: «Не вижу никаких оснований порывать связь с Русской Церковью, и никто из нас не имеет права даже ставить такой вопрос. <…> Церковь-мученица пред всем миром засвидетельствовала свою преданность Христу, а мы здесь решаем вопрос, согласиться ли нам быть ее членами! По справедливости, мы должны поставить другой вопрос: достойны ли мы быть членами этой Церкви?»¹¹⁶.

Митр. Александр, к сожалению, видимо, не захотел услышать своего собрата и не нашел ничего лучшего, чем, притянув за уши п. 14 ст. 11 Устава ЭАПЦ 1935 г., уволить его от управления Нарвской епархией и запретить служить на территории ЭАПЦ¹¹⁷. Разумеется, это не могло повлиять на владыку Павла.

Что же касается митр. Сергия (Воскресенского), то его не смутили дипломатические успехи митр. Александра. Он стал работать с властями более высокого уровня и в итоге добился-таки того, что 20.08.1942 г. Прибалтийский экзархат был зарегистрирован. Затем рейхскомиссар Лозе, как пишет М.В. Шкаровский, «25 августа и 26 октября отправил в Таллин инструкции, в которых указывалось, что духовенству и приходам дается свобода выбора – войти ли в эстонскую епархию митрополита Александра или русскую епископа Павла. Выбор этот должен происходить без всякого давления, хотя целям гер­манской политики более отвечает регистрация православных приходов в экзархате. Было решено, что митрополит Александр должен именоваться Ревельским, а не Эстонским, так как митрополитом всех прибалтийских генерал-бецирков является Сергий»¹¹⁸.

28.10.1942 г. Ревельский генералкомиссар направил митр. Александру письмо, в котором указывалось, что подчиняющаяся ему структура должна официально называться не Церковью, а митрополией, и выражалась просьба временно воздержаться от общения с Константинопольским Патриархатом¹¹⁹.

О регистрации Ревельским генералкомиссаром Нарвской епархии сказано в циркулярном письме за подписью начальника личной канцелярии Экзарха проф. И. Гримма от 25.11.1942 г.¹²⁰ Но было бы неверно так себе представлять ситуацию, что всё русское духовенство прониклось пламенными призывами владыки Павла и последовало за ним. Некоторые русские священнослужители категорически были с ним не согласны и просили митр. Александра принять их под свой омофор. Прошения поступили также от Нарвского Свято-Владимирского братства, Нарвской Иверской женской трудовой общины и от Пюхтицкого Успенского женского монастыря¹²¹.

Митр. Сергий (Воскресенский) пытался вразумить митр. Александра, неоднократно приглашал его на архиерейские совещания, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но митр. Александр игнорировал приглашения и продолжал держаться избранной им с начала войны стратегии.

12.10.1942 г. митр. Сергий пишет митр. Александру письмо, в котором обличает собрата и призывает вернуться из повторного раскола. «Вы оправдываете новую схизму, – пишет Экзарх, – последними политическими деяниями Блаженнейшего Митрополита Сергия. С нашей оценкой его выступлений от 22 июня Вы могли познакомиться, если интересовались, из прессы. Нам нужно ждать Соборного Суда над ним, а самим оставаться в ограде страждущей Церкви»¹²².

Достойно внимания, что оппоненты сходятся в отрицательной оценке позиции Патриаршего Местоблюстителя, но принципиально расходятся в своих выводах. Митр. Александр и его сторонники ставят свое пребывание в единстве с Матерью-Церковью в зависимость от политической позиции митр. Сергия (Страгородского) и от сказанных им слов, перенося ответственность и вину на всю Русскую Церковь. Митр. Сергий (Воскресенский), еп. Павел и иже с ними, заявляя о своем несогласии с Местоблюстителем, проводят четкий водораздел между заблуждающейся личностью, даже если речь о Предстоятеле Поместной Церкви или его заместителе, и самой Церковью, которая несводима ни к каким органам своего управления.

После очередного проигнорированного приглашения явиться на архиерейское совещание 02.11.1942 г., на основании общего решения архиереев Экзархата (за исключением архиеп. Николая (Лейсмана)), 05.11.1942 г. митр. Сергий (Воскресенский) издал указ об увольнении митр. Александра от управления Эстонской епархией и о его запрещении в священнослужении¹²³.

После того, как в сентябре 1943 г. митр. Сергий (Страгородский) был избран Патриархом, оккупационные власти стали добиваться от экзарха заявления о непризнании этого избрания. Поскольку он в этом отношении был непреклонен, 28.04.1944 г. по дороге из Вильнюса в Каунас его машина была расстреляна нацистами (версия о том, что это были переодетые партизаны, не получила подтверждения). Митр. Сергий и все, кто в ней находился с ним, скончались.

Преемником Экзарха в статусе местоблюстителя, согласно ранее принятому на Архиерейском совещании экзархата 29–30.08.1943 г. постановлению, стал еп. Ковенский Даниил (Юзвьюк). Он продолжил церковно-политическую линию своего предшественника, заботясь о сохранении Экзархата.

В сентябре 1944 г. немецко-фашистскую оккупацию сменила советская. С отступавшими германскими войсками эвакуировалось и множество жителей Эстонии, в том числе и православных. Количество священнослужителей, последовавших вместе с митр. Александром в изгнание, тоже трудно определить. Традиционно принято считать, что 22, но эта цифра противоречит свидетельству прот. Юри Вяльбе, участника той эвакуации, который в статье «Meie kirik paguluses» утверждает, что всего, включая митрополита, эмигрировало только 14 священнослужителей¹²⁴. Вероятно, вместе с митр. Александром, действительно, эвакуировалось только 13 клириков, а остальные 8 – самостоятельно. Согласно подсчетам прот. Нигуля Хиндо, осенью 1944 г. Эстонию покинуло из священников – 16 эстонцев и 3 русских, из диаконов – 2 эстонца и 1 русский – всего 22 священнослужителя, однако, русское духовенство не осталось в эстонской диаспоре, но присоединилось к русским юрисдикциям¹²⁵. Сначала митр. Александр и сопровождавшие его священнослужители оказались в лагере для беженцев в Омштеде под г. Ольденбургом, откуда они, с благословения своего архипастыря, расселились по разным странам, создавая в них и окормляя приходы эстонской диаспоры. Сам же митр. Александр переехал в Швецию, откуда продолжил управлять зарубежной частью своей паствы, мыслившей себя в изгнании частью по-прежнему единой ЭАПЦ. Что немаловажно, весь состав кооптированного во время войны митр. Александром Синода Эстонской Апостольско-Православной Митрополии (за исключением одного члена – мирянина Т. Грюнталя) остался в Эстонии.

Преобразование ЭАПЦ в Эстонскую епархию

Согласно отчету Уполномоченного по делам Русской Православной Церкви по ЭССР, в Эстонской епархии в 1946 г. насчитывалось 138 приходов (в 1940 г. в ЭАПЦ было 156 приходов, из которых в Таллинской епархии – 127, в Нарвской – 29). Эстонское православие пострадало в предвоенный период, во время войны и непосредственно после нее не только из-за преследования духовенства и мирян репрессивными органами советской власти, не только от раскола и вынужденной эмиграции, но и вследствие разрушения в ходе боевых действий 18 храмов, из них 5 на северо-востоке, 3 в самой Нарве и по 1–3 в других уездах¹²⁶. Существенно уменьшилось количество приходов после 16.01.1945 г., когда после Указа Президиума Верховного Совета РСФСР об образовании Печорского района Псковской области, следуя административному делению, Псково-Печерский Успенский мужской монастырь и 19 приходов Печерского края были переведены в Псковскую епархию.

После освобождения Эстонии от немецко-фашистской оккупации, Эстонская Церковь постепенно возвращалась в одноепархиальное состояние, соответствовавшее договоренностям, предшествовавшим воссоединению ЭАПЦ с Московским Патриархатом в 1941 г. Постепенно было восстановлено каноническое единение, отпавшей во время войны вслед за митр. Александром части духовенства и мирян, с Русской Православной Церковью. Архиеп. Павел был назначен на Таллинскую кафедру (вакантную с момента увольнения и запрещения в служении митр. Александра общим решением архиереев Экзархата от 05.11.1942 г., тем более, после того, как он покинул паству), а Нарвская епархия была de facto упразднена. Рассмотрим этот этап истории православия в Эстонии чуть внимательнее.

В отличие от объединительно-восстановительного процесса 1940–1941 гг., на этот раз воссоединение было организовано со всеми необходимыми формальностями. В ноябре 1944 г., возглавляемый прот. Христофором Винком, Синод Эстонской Апостольско-Православной Митрополии (ЭАПМ) обратился к Патриаршему Местоблюстителю митр. Ленинградскому и Новгородскому Алексию (Симанскому) с прошением «принять клир и мирян, находившихся в период немецкой оккупации в расколе, в каноническое ведение Матери-Церкви и о восcтановлении статуса ЭАПЦ как одноепархиальной Церкви»¹²⁷.

Делегация Нарвской епархии, вернувшись с Поместного Собора РПЦ, проходившего 31.01.–02.02.1945 г., сообщила, что в дополнение к поданному заявлению, для воссоединения духовенства и приходов Таллинской епархии с Московским Патриархатом, приходам необходимо на имя новоизбранного Патриарха Московского и всея Руси Алексия (Симанского) представить индивидуальные заявления. 20.02.1945 г. Синод ЭАПМ разослал подведомственному духовенству соответствующий циркуляр¹²⁸ с пометкой «очень срочно!», к которому прилагался образец заявления.

Вскоре в Таллин прибыл уполномоченный Московской Патриархии архиеп. Псковский и Порховский Григорий (Чуков), который для начала провел 05.03.1945 г. совещание с членами Синода ЭАПМ: его председателем – прот. Христофором Винком, секретарем – свящ. Николаем Кокла, псаломщиком Константином Пуу и юрисконсультом Синода – Андреем Пуншуном. Как сказано в отчете о совещании, «присутствующие заверили Высокопреосвященного архиепископа Григория в своем бесповоротном решении оставить схизму, а секретарь Синода священник Кокла представил архиепископу статистические сведения о количестве эстонских православных приходов и духовенства, готовых к воссоединению с Московской Патриархией. Правда, из общего числа 119 эстонских православных приходов, находившихся в схизме, заявления о воссоединении с Московской Патриархией получены пока всего лишь от 21 прихода, но члены Синода заверили владыку, что аналогичные заявления поступят в Патриархию в ближайшее время непременно и что задержка в их представлении на сегодняшний день объясняется исключительно медленностью почтового сообщения Синода с местами»¹²⁹.

Архиеп. Григорий обратил внимание членов Синода на их особую, как организаторов раскола, нравственную ответственность «пред Московской Патриархией за отторжение клира и мирян Эстонской епархии от спасительного единения с Матерью Церковью Российской», и, что осознание этого должно быть отражено в покаянном обращении¹³⁰. Назначая на следующий день Акт воссоединения, архиеп. Григорий указал прот. Христофору, «на необходимость при чтении покаянного заявления отметить, что заявление это делается не только от лица членов Синода, но и от лица вообще всего эстонского клира и мирян, пребывающих в расколе»¹³¹.

Затем археп. Григорий объявил о роспуске Синода и учреждении Епархиального Совета как совещательного органа при правящем архиерее Эстонской епархии на паритетных началах по два священнослужителя от русского и эстонского духовенства. Собравшиеся согласились. По их предложению состав Совета был увеличен за счет двух кандидатов на тех же началах.

По обсуждении ряда вопросов богослужебного и просветительского характера и согласовав порядок передачи документации, библиотеки и имущества Синода Епархиальному Совету, совещание было закрыто.

На следующий день, 06.03.1945 г. в Никольском храме г. Таллина архиеп. Григорием, в присутствии членов Нарвского Епархиального Совета и духовенства таллинских приходов, перед Литургией был совершен чин присоединения. После краткого молитвословия, собравшиеся заслушали прот. Христофора, который от себя лично и от лица всех присоединяемых из раскола зачитал покаянный документ (в котором были учтены все замечания) и передал его архиеп. Григорию. После чего архиеп. Григорий совершил Божественную литургию «в сослужении всего наличного духовенства, в том числе присоединившихся»¹³².

07.03.1945 г. архиеп. Григорий своим Указом подтвердил и уточнил решения, вынесенные на совещании 05.03.1945 г., в том числе о прекращении деятельности Синода и учреждении Епархиального Совета, этим же документом назначив его состав. Епархиальному Совету поручалось дальнейшее принятие заявлений от духовенства, присоединяющегося из раскола. Заявления надлежало представлять правящему архиерею, который бы утверждал принятие в общение просителей, через их покаяние перед духовником. Неуставные «новшества» подлежали устранению, новым стилем было разрешено пользоваться в богослужебной практике, но «с обязательным, однако, употреблением восточной пасхалии»¹³³. Последнее условие, к слову сказать, никогда не соблюдалось: на эстоноязычных приходах, где служили по новому стилю, западной пасхалии придерживались до 2004 г., когда постановлением Собора ЭАПЦ вместо григорианского был введен новоюлианский календарь, соблюдающий восточную пасхалию со всем подвижным годовым богослужебным кругом в сочетании с григорианским календарем в отношении неподвижного круга.

Поскольку архиеп. Павел из-за болезни не мог окормлять приходы воссоединенной Эстонской епархии, 08.03.1945 г. временное управление ею было возложено архиеп. Григорием на Епархиальный Совет под председательством прот. Иоанна Богоявленского¹³⁴. Последний безотлагательно, уже на следующий день, 09.03.1945 г. созвал объединенное заседание Нарвского епархиального Совета и бывшего Синода ЭАПМ, на которых были заслушаны и приняты: к сведению – Акт о воссоединении ЭАПМ и Матери-Церкви; к сведению и исполнению – Указы архиеп. Григория о роспуске Синода и учреждении Епархиального Совета и Ревизионной комиссии. На этом совместное заседание двух органов управления было закрыто и объявлено начало нового заседания – Епархиального Совета.

Что важно подчеркнуть для понимания доброжелательной атмосферы, свободной даже от намека на «казенное» отношение к людям: о. Иоанн, объявляя заседание нового епархиального органа управления, пригласил членов бывшего Синода, не вошедших в Епархиальный Совет, участвовать в заседании в качестве гостей¹³⁵. Он же 11.03.1945 г. подал на имя Патриарха Алексия (Симанского) рапорт о прекращении схизмы. После отчета архиеп. Григория Св. Синоду РПЦ о преодолении в Эстонии церковного разделения, архиеп. Павел (Дмитровский) был назначен правящим архиереем Эстонской епархии с титулом «Таллинский и Эстонский».

Необходимо отметить, что неверно ни с экклезиологической, ни с канонической точек зрения рассматривать произошедшее, как ликвидацию Нарвской епархии с оставлением одной Таллинской, распространившейся, таким образом, на всю территорию ЭССР. Так же неверно было бы понимать случившееся и как ликвидацию ЭАПЦ.

ЭАПЦ в течение 1940–1945 гг. была не ликвидирована, а поэтапно преобразована в Эстонскую епархию. По предварительному согласованию сторон, как условие и прямое следствие воссоединения ЭАПЦ с РПЦ, в 1941 г. ликвидировано было лишь антиканоничное разделение по национальному признаку на Таллинскую и Нарвскую епархии, осуществленное в 1924 г.

Так же и весной 1945 г., вопреки утверждениям, встречающимся в трудах авторов, чья объективность обусловлена корпоративной принадлежностью или политическими симпатиями, не ЭАПЦ была ликвидирована, а только т.наз. Синод ЭАПМ – орган управления организованной усердием митр. Александра раскольнической структуры, состоявшей из приходов Таллинской епархии и некоторых приходов Нарвской. Сама же ЭАПЦ была не ликвидирована весной 1945 г., а восстановлена в своем единстве и преобразована, но не в Таллинскую епархию, как нередко ее называли, а в Эстонскую епархию с кафедрой правящего архиерея в Таллине.

Преобразовательный процесс начался при подготовке воссоединения ЭАПЦ с РПЦ не стадии переговоров 1940–1941 гг., продолжен после воссоединения 30.03.1941 г. и завершен повторным воссоединением и структурно-каноническими преобразованиями 05.–09.03.1941 г. «Эстонская епархия» – именно с таким наименованием преобразованная ЭАПЦ стала фигурировать в документации, начиная с проведенного 05.03.1945 г. архиеп. Псковским и Порховским Григорием (Чуковым) совещания.

Эстонская Церковь в советскую эпоху

Что касается архиеп. Павла, возглавившего воссоединенную и преобразованную в епархию Эстонскую Церковь, к сожалению, следует признать, что его твердость и последовательность в верности Богу, Церкви и своей совести не были оценены по достоинству иерархией Московского Патриархата. Как пишет И.В. Петров, архиеп. Павел, «приехав в Москву на Поместный Собор 1945 г., получил слишком много вопросов от священноначалия по поводу своего поведения в период войны»¹³⁶. Упреки были связаны, в частности, с благодарственными посланиями в адрес Гитлера и немецких властей.

«Вернувшись в Эстонию в весьма подавленном состоянии, владыка Павел не смог оправиться от столь критичного восприятия московскими церковными властями своей позиции во время военной оккупации и 01.02.1946 г. умер, пробыв совсем непродолжительное время архиепископом Таллинским и Эстонским»¹³⁷.

Временное окормление Эстонской епархии было поручено митр. Григорию (Чукову) – Ленинградскому и Новгородскому с 07.09.1945 г. – о чем было сообщено на заседании Епархиального Совета. Одной из важнейших задач митр. Григория было найти ставленника на вдовствующую Таллинскую кафедру. После долгих и непростых обсуждений, выбор остановился на прот. Иоанне Богоявленском – на тот момент уже ректоре вновь открывшейся в 1946 г. ЛДАиС. По пострижении в монашество с именем Исидор (в честь сщмч. Исидора Юрьевского), он был рукоположен во епископа Таллинского и Эстонского 22.06.1947. За непродолжительное время своего архипастырского служения еп. Исидор успел очень много сделать для привлечения средств общецерковных ресурсов на ремонт храмов Эстонской епархии, обеспечения поддержки пожилым священнослужителям, а также для облегчения возможностей выходцам из Эстонии в получении духовного образования. Владыка Исидор скончался 18.12.1949 г.

Митр. Григорий с 20.12.1949 г. снова взял в свое окормление Эстонскую епархию. Она утратила статус самостоятельной, временно став лишь викариатством Ленинградской епархии. Но это не отменяло необходимости назначения на Таллинскую кафедру архипастыря, который был бы в состоянии позаботиться об эстонском православии, и что немаловажно, был бы принят эстонским духовенством и мирянами, чего, к сожалению, не удалось добиться еп. Исидору, до назначения которого уже выдвигался на эту кафедру прот. Роман (Танг). Теперь священноначалие решило положительно отозваться на предложение, остававшееся в силе, и 16.04.1950 г. состоялось рукоположение архим. Романа во епископа Таллинского, викария Ленинградской епархии.

Уделяя особое внимание ремонту и реставрации храмов, и добившись выделения под это 70600 руб., владыка Роман часть полученных средств направил на единовременные пособия неимущему духовенству, вдовам, сиротам, а также самым бедным приходам на уплату налогов. По представлению еп. Романа, митр. Григорием (Чуковым) в январе 1951 г. был упразднен Епархиальный Совет, а в помощь архиерею было создано Епархиальное управление, секретарем которого был назначен прот. Георгий Алексеев¹³⁸.

Эстонская епархия недолго пребывала в статусе викариатства. Св. Синод РПЦ на заседании 26.03.1951 г., идя навстречу просьбам эстонской паствы, восстановил самостоятельность Эстонской епархии. При этом владыка Роман продолжал совмещать служение правящего архиерея с исполнением обязанностей викария Ленинградского и Новгородского митрополита, полностью замещая последнего во время его поездок за рубеж.

Мрачную страницу периода архипастырства еп. Романа представляет массовое, по местным масштабам, закрытие эстоноязычных приходов: в 1951 г. – пять, в 1952 г. – уже семь. Это происходило не только вследствие давления со стороны властей, но и по объективным причинам: смертность в ходе войны (павшие по обе стороны фронта воины, жертвы обстрелов и бомбежек среди мирного населения), эмиграция, репрессии. В период 1940–1944 гг. Эстонию покинуло 70–80 тыс. человек, и только массовым депортациям подверглось в 1941 г. свыше 9000 (из них ок. 3200 отправились в лагеря и прим. 6000 в ссылки), а в 1949 г. в Сибирь было сослано 20723 человека¹³⁹. Ну и, конечно, коллективизация, индустриализация (закрывались, в основном, сельские приходы).

Был и другой аспект. Типичная ситуация: священник просил о переводе на жизнеспособный приход, заменить его было некем, и храм приходилось закрывать. Чтобы избежать подобного, часто священники-эстонцы окормляли по несколько приходов, спасая, таким образом, от закрытия множество храмов.

Руководство Совета по делам РПЦ было всерьез встревожено этой ситуацией. Из архивных документов следует, что чиновники были обеспокоены, не связано ли оскудение эстонского православия с переходом в иные конфессии. С.Г. Мянник причину этой озабоченности объясняет тем, что РПЦ властям было проще контролировать, нежели, чем протестантские деноминации.

А переходы были. И немалая их часть происходила потому, что государство, в рамках запрета катехизации, препятствовало православным проводить т. наз. леэри. Не имея возможности пройти леэри на своем приходе, многие православные эстонцы – юноши и девушки – участвовали в леэри на лютеранских приходах, нередко там и оставаясь. По мнению прот. Иоанна Юмарика, именно отсутствие леэри «в православных храмах города… стало причиной оттока православных христиан и их перехода в массовом порядке в лютеранство»¹⁴⁰.

Местами, в епархии, наоборот, отмечалось усиление религиозной активности. В качестве примера, в отчете уполномоченного П. Капитонова приводился Йыхвиский приход, настоятелем которого на тот момент был молодой священник Алексий Ридигер (будущий Патриарх Московский и всея Руси). Вообще, наряду с обострением указанных проблем на сельских приходах, на городских было заметно некоторое улучшение благосостояния. Положительно на сохранении православия в Эстонии сказался прирост населения за счет притока в города Эстонии рабочих и служащих из СССР. Параллельно закрытию ряда приходов в одних местах, в других было построено три храма, один, из которых (переоборудованная часовня), правда, по настоянию властей, был демонтирован.

На заседании Св. Синода РПЦ от 20.12.1955 г. было принято решение об освобождении еп. Романа от окормления Эстонской епархии и его переводе викарием Лужским в помощь митр. Ленинградскому и Новгородскому Елевферию (Воронцову). Одновременно на Таллинскую кафедру был назначен прот. Георгий Алексеев, который, после пострига с именем Иоанн, был рукоположен во епископа 25.12.1955 г. Его архипастырское служение выпало на хрущевские гонения.

Провозглашенная в 1956 г. Н.С. Хрущевым на ХХ съезде КПСС линия на возврат к ленинским принципам, подразумевала и активизацию в борьбе с идеологическим противником – религией, в первую очередь, с РПЦ. Но в полную силу гонения развернулись только после разгрома в 1957 г. «антипартийной группы» (сталинисты тормозили ужесточение антирелигиозной политики, выступая «за сохранение прежней линии»¹⁴¹).

В 1959 г. в СССР прокатилась волна закрытия монастырей. Пюхтицкой обители поначалу закрытие не угрожало, потому что именно туда предполагалось переселить монахинь из ряда подлежащих закрытию монастырей в других союзных республиках. Однако руководство ЭССР категорически возразило, сославшись на и без того сильное религиозное влияние, оказываемое монастырем на проживающих в близлежащих районах людей¹⁴². У местного руководства, в русле нового этапа антирелигиозной политики, были свои планы.

Под предлогом необходимости проложить улицу, в 1959 г. было закрыто подворье Пюхтицкого монастыря в Таллине, а 16.01.1960 г. снесен его Введенский храм. Сам Пюхтицкий монастырь тоже готовили к закрытию с тем, чтобы разместить на его территории «дом отдыха шахтеров».

13.01.1960 г., с целью отстранить духовенство от управления приходами, ЦК КПСС принял постановление «О мерах по ликвидации нарушений духовенством Советского законодательства о культах», затем, год спустя, 16.03.1961 г. СМ СССР принял постановление «Об усилении контроля за исполнением законодательства о культах», вызвавшее обострение административного беззакония и насилия в отношении клира и мирян РПЦ. В фарватере этих постановлений было принято постановление Св. Синода РПЦ от 18.04.1961 г. «О перестройке управления хозяйственными и финансовыми делами в приходских общинах», которое было закреплено через принятие поправок к Положению об управлении РПЦ Архиерейским Собором, созванным 18.07.1961 г. Еп. Иоанн, желая свести к минимуму последствия принятых изменений, тормозил их внедрение¹⁴³.

Властям было тяжело преодолевать сопротивление еп. Иоанна. Наиболее легким решением вопроса им показалось добиться его замены другим, более сговорчивым архиереем. Вскоре на еп. Иоанна была написана коллективная жалоба, под которой, кроме мирян, подписались и некоторые священнослужители, а руководство Совета по делам РПЦ начало давить на Патриарха Алексия (Симанского), убеждая удалить неудобного архиерея с кафедры. В итоге, 14.08.1961 г. Св. Синод РПЦ переместил владыку Иоанна, с возведением в сан архиепископа, на Горьковскую кафедру, вместо него назначив иером. Алексия (Ридигера)¹⁴⁴.

Начало архипастырского служения еп. Алексия пришлось на период обострения гонений. Его архиерейская хиротония состоялась 03.09.1961 г. в Таллинском кафедральном соборе во имя св. блгв. вел. кн. Александра Невского, а на 01.10.1961 г. уже было назначено закрытие Пюхтицкого монастыря. Кроме этого уполномоченный уведомил еп. Алексия, что из-за «нерентабельности» закрытию подлежат еще 36 храмов.

Для нового епископа Таллинского и Эстонского ситуация осложнялась еще и тем, что его хиротонии предшествовало секретное циркулярное письмо председателя Совета по делам РПЦ при СМ СССР В.А. Куроедова уполномоченным по Эстонии и Латвии – П.Г. Капитонову и А.А. Сахарову от 05.07.1961 г., выдержанное в том же духе, что и вышеупомянутое постановление ЦК от 13.01.1960 г., в котором критиковался Карпов и после которого он был отставлен. В письме выражалось недовольство их деятельностью и обстановкой в республиках, где, невзирая ни на изменения в советском законодательстве, направленные на усиление антирелигиозной борьбы, ни на приспособленное под новые политические веяния, постановление Св. Синода РПЦ от 18.04.1961 г., священники, по-прежнему, продолжали управлять приходами. После такого письма, со стороны Капитонова вполне можно было бы ждать ожесточения и демонстративной «бескомпромиссности». Но сложилось иначе.

Чтобы спасти от закрытия Пюхтицкий монастырь, еп. Алексий сначала убедил Капитонова отложить ликвидацию монастыря под тем предлогом, что молодому епископу «нельзя начинать свое служение в епархии с допущения массового закрытия храмов и разорения общеправославной святыни – Пюхтицкого монастыря»¹⁴⁵. Советская власть в лице уполномоченного с пониманием отнеслась к беспокойству молодого архиерея и отложила намеченное закрытие, явно недооценив способности еп. Алексия. Однако, отдавая должное его таланту, с нашей стороны было бы несправедливо не оценить по достоинству мужество уполномоченного, который, после вышеупомянутого письма Куроедова и обвинений, присланного им ревизора, в формализме, либерализме и пр., а также в работе «без должного напряжения и размаха»¹⁴⁶, не мог не понимать, чем для него это великодушие может обернуться. Спустя три месяца, 01.12.1961 г. П.Г. Капитонова сменил Яан Кантер.

В мае 1962 г. еп. Алексий пригласил в Пюхтицу большую делегацию Евангелическо-лютеранской церкви из ГДР. По возвращении, ими была опубликована иллюстрированная фотографиями статья в газете «Neue Zeit». Молодой епископ на этом не остановился и вскоре привез в монастырь протестантскую делегацию из Франции, затем представителей Христианской мирной конференции и Всемирного совета церквей. В итоге, вопрос о закрытии монастыря был снят с повестки дня.

Параллельно борьбе за Пюхтицкий монастырь, еп. Алексий отстоял Таллинский Александро-Невский собор, который власти решили закрыть, якобы идя навстречу решению городской молодежи переоборудовать его в планетарий. Употребив весь свой дипломатический талант и умение логично выстраивать аргументацию, еп. Алексий составил для уполномоченного докладную записку по истории собора, в которой, напомнив об аналогичных попытках в эпоху первой республики, подчеркнул, что прецедент закрытия собора и неудачной попытки демонтажа колоколов был всего лишь один: немецко-фашистскими властями во время оккупации. «Вот обрадуются реваншисты в Германии, – сказал молодой епископ уполномоченному, отдавая ему записку, – то, что они не сумели сделать, свершила советская власть»¹⁴⁷. После этого государство решило «не идти на поводу у молодежи»¹⁴⁸.

При этом следует отметить, что отношения еп. Алексия с уполномоченным Я. Кантером оставались, без преувеличения, добрыми. Последний в своих отчетах председателю Совета по делам РПЦ В. Куроедову отзывался очень положительно о новом епископе, особо отмечая его архипастырские послания, которые направлялись им также и эстонской православной диаспоре. Этими посланиями, по мнению Кантера, еп. Алексий убедительно свидетельствовал эмигрантам о свободе вероисповедания в СССР¹⁴⁹. От себя возразим, что, на самом деле, этими посланиями еп. Алексий свидетельствовал диаспоре о том, что она – его паства, находящаяся, в силу трагично сложившихся обстоятельств, хотя и за пределами своей Родины, но не за пределами возглавляемой им Эстонской Церкви, как бы она ни называлась и каков бы ни был ее канонический статус «в предлагаемых обстоятельствах» своего выживания, оставаясь неотъемлемой ее частью.

Описывая состояние своей епархии по данным на 01.01.1965 г., Патриарх Алексий в своей книге приводит следующие данные: 9 благочиний, из 90 приходов – 57 эстонских, 13 смешанных и 20 русских. Священников – 50 и 6 диаконов. 88 храмов и 2 молитвенных дома¹⁵⁰.

К сожалению, епископу (с 23.06.1964 г. – архиепископу, а с 25.02.1968 г. – митрополиту) Алексию далеко не всегда удавалось сохранить эстонские приходы, уберечь храмы от закрытия. В своем труде «Православие в Эстонии» он отмечает, что связано это было не с давлением властей, которое, «в большинстве случаев удавалось нейтрализовать», а в связи со сменой поколений: потомки верующих родителей зачастую оказывались в лучшем случае равнодушными к Церкви. Играло роль и местонахождение, построенных зачастую еще в XIX веке, храмов, землю под которые помещики выделяли крайне неохотно и зачастую за пределами населенного пункта. Пока в хозяйствах были лошади, добираться было сравнительно несложно, а вот, когда советская власть реквизировала лошадей в колхозы, храмы стали пустеть. Чтобы спасти их, ради нескольких прихожан и в надежде на то, что со временем появятся новые, вл. Алексий искусственно поддерживал их годами, «выплачивая за них все налоги из епархиальных, общецерковных или собственных средств»¹⁵¹.

Патриарх Алексий характеризует положение духовенства в Эстонской епархии, как «крайне тяжелое». Он отмечает, что, как уже упоминалось выше, для эстонского духовенства «было нормальным служить в четырех, а то и в пяти храмах (из которых большинство были храмами без приходов), да еще трудиться на советской службе – кочегарами, почтальонами, совхозными работниками»¹⁵². Например, по состоянию на 1993 г., свящ. Иоанн Кесккюла обслуживал 6 приходов, а его брат, свящ. Ардалион Кесккюла – 11.

Правящий архиерей особенно высоко ценил подвиг священников, служивших на эстонских приходах, и старался любыми доступными способами поддерживать их и поощрять. «Служение эстонского духовенства, – пишет Патриарх, – было поистине подвижническим»¹⁵³.

Параллельно послушанию правящего архиерея Эстонской епархии, еп. Алексий усердно сотрудничал в ОВЦС МП (зам. председателя). Занимаясь экуменической деятельностью, он на протяжении многих лет входил в руководящие органы ВСЦ, КЕЦ и других организаций.

22.12.1964 г. Св. Синод назначил его управляющим делами Московской Патриархии и своим постоянным членом, а затем 07.05.1965 г., – еще и председателем Учебного комитета. При всей загруженности, он старался, по возможности, чаще бывать в своей епархии, служить в кафедральном Таллинском Александро-Невском соборе и других ее храмах.

29.07.1986 г. митр. Алексий был назначен Св. Синодом на Ленинградскую и Новгородскую кафедру, управляющим Олонецкой епархией с сохранением управления Таллинской епархией. После кончины Патриарха Московского и всея Руси Пимена, последовавшей 03.05.1990 г., был созван Поместный Собор РПЦ. По предложению митр. Алексия, на Епархиальном собрании, созванном для избрания делегатов на Собор, был восстановлен Епархиальный совет, председателем которого стал прот. Вячеслав Якобс – настоятель Ныммеского Иоанно-Предтеченского прихода, опытный пастырь, отбывший во время хрущевских гонений три года в мордовском лагере.

07.06.1990 г. на Поместном Соборе Русской Православной Церкви ее Предстоятелем был избран митр. Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер). Интронизация состоялась 10.06.1990 г., а 20.07.1990 г. на первом заседании Св. Синода, под руководством нового Патриарха, епископом Таллиннским, викарием Святейшего Патриарха, был назначен прот. Вячеслав Якобс. Спустя месяц, 21.08.1990 г. в Успенском Псково-Печерском монастыре он был пострижен в монашество с именем Корнилий, 06.09.1990 г. возведен в сан архимандрита и 15.09.1990 г. рукоположен во епископа Таллиннского. Патриарх еще два года – до 11.08.1992 г. – оставлял за собой управление Эстонской епархией. Таким образом, будучи пока не правящим, а викарным архиереем, еп. Корнилий мог, помогая Патриарху, постепенно «войти в круг дел и архиерейских обязанностей»¹⁵⁴.

Восстановление довоенного статуса Эстонской Церкви

Руководствуясь соображениями церковного блага, с учетом исторических и политических реалий, Св. Синод РПЦ 11.08.1992 г., ссылаясь на письмо №1780 от 15/28 июня 1920 г. члена Св. Синода митр. Владимирского Сергия (Страгородского), подтвердил действие совместного постановления Священного Синода и Высшего Церковного Совета Русской Православной Церкви о признании Эстонской Православной Церкви автономной, положив, таким образом, начало восстановлению автономного статуса Эстонской Православной Церкви. Правда, сам термин «автономия» в 1992 г. не был употреблен из церковно-дипломатических соображений, чтобы не создавать лишних проблем в общении с Константинопольским Патриархом, претендовавшим в то время на своего рода монополию в этом вопросе¹⁵⁵.

В синодальном определении термин «автономия» был заменен более широким – «самостоятельность», область которой была очерчена так же, как и в упомянутом историческом документе: «…в делах церковно-хозяйственных, церковно-административных, школьно-просветительных и церковно-гражданских». Этим же постановлением от 11.08.1992 г. Патриарший викарий епископ Таллинский Корнилий (с 25.02.1995 г. – архиепископ, с 06.11.2000 г. – митрополит) назначался правящим архиереем с титулом «Таллинский и Эстонский» и ему поручалось в течение месяца подготовить проект Устава Православной Церкви Эстонии в составе Московского Патриархата для последующего принятия его Священным Синодом Русской Православной Церкви и регистрации в государственных инстанциях Эстонской Республики. За основу предписывалось взять Устав Эстонской Апостольско-Православной Церкви 1935 года (что подразумевало и восстановление исторического названия) с внесением в него изменений, соответствующих реальному положению Церкви в настоящее время¹⁵⁶.

Этот документ был весьма разнообразно встречен среди духовенства, а Епархиальным Советом был принят лишь к сведению.

К сожалению, в тот период на епархиальном уровне не были предприняты необходимые усилия для организации широкого обсуждения вопросов исторического и канонического порядка, по которым отсутствовало взаимопонимание. Первое собрание духовенства и мирян, посвященное вопросу восстановления ЭАПЦ, состоялось лишь в начале 1993 г. после того, как в Епархиальное управление поступила «Декларация чад ЭАПЦ» от 31.12.1992 г. и «Заключение по Уставу Эстонской Православной Церкви» №19-98 от 28.01.1993 г., которое прислала Служба по делам вероисповеданий. Что немаловажно, Епархиальный Совет не предоставлял Службе по делам вероисповеданий свой проект нового устава. «Заключение» было составлено на основании, по сути, выкраденного рабочего документа.

Со стороны так называемых «чад» прослеживалась тенденция создать оппозицию законной церковной иерархии, узурпировать власть и образовать свою филетическую структуру, претендующую в исключительном порядке на юридическое и каноническое правопреемство, признавая «только каноническую связь с Константинополем, которую Эстонская Православная Церковь сохранила неизменно с 1923 г.». Один из участников совещания, председатель так называемого «Православного Фонда» и референт епископа Корнилия по имущественно-хозяйственным вопросам Хенн Тоссо предложил Эстонской Православной Церкви обратиться за признанием к зарубежному «Синоду ЭАПЦ в изгнании».

Если «Декларация» призывала к уходу в Константинопольскую юрисдикцию, то Х. Тоссо, говоря о возможности получить от «Синода ЭАПЦ в изгнании» признание, как бы смягчал это положение, но концепция была ясной: ЭАПЦ сохраняла свой легитимный «остаток» за границей в виде «Синода в изгнании», которым что будет признано, то и легитимно, то и правопреемная по отношению к довоенной ЭАПЦ структура.

Этим навязыванием мирских шаблонов для самоорганизации и выстраивания отношений с государством был ясно провозглашен курс на обмирщение и политизацию церковного сознания. Собрание выявило, что угрозу для Церкви представляют не столько недоброжелательно настроенные в ее отношении государственные чиновники, сколько четыре клирика и один мирянин: настоятель Тартуского Успенского собора прот. Симеон Кружков (утверждавший на собрании, что видит себя только в юрисдикции Московского Патриархата), настоятель Таллинского Преображенского собора прот. Эммануил Кирсс (последователь и популяризатор антропософского учения Бо Ин Ра), диакон того же храма Аифал (Айвар) Сарапик, свящ. Иоанн Кесккюла, а также вышеупомянутый Хенн Тоссо. Собравшимися было отмечено также, что представители оппозиции своей готовностью поступиться церковными принципами ради земного благополучия сами провоцируют государство на вмешательство.

Что важно еще принять во внимание, что протоиереи Симеон и Эммануил – те самые члены Епархиального Совета, которые 31.03.1992 г. на приеме у Премьер-министра Т. Вяхи заверяли правительство ЭР в преемственности представляемой ими Эстонской Православной Церкви, действовавшей в Эстонии на 16 июня 1940 г.¹⁵⁷ Эстонской Апостольско-Православной Церкви. На основании представленной ими справки, Таллинский городской суд решением от 29.06.1992 г. признал Православную Церковь в Эстонии субъектом реформы собственности, после чего начался процесс возвращения церковного имущества законным владельцам – приходам¹⁵⁸. Служба по делам вероисповеданий 29.08.1992 г. подавала надзорную жалобу по этому решению, однако, в тот раз она осталась без удовлетворения.

На том же собрании был зачитан ответ епископа Корнилия на «Заключение» Службы по делам вероисповеданий. Заявляя зав. Службой по делам вероисповеданий Тийту Сеппу, что его «Заключение» незаконно, некомпетентно и некорректно, еп. Корнилий изложил свои аргументы и, резюмируя, констатировал, что Служба по делам вероисповеданий, вынося в этом документе решение по вопросу о правопреемстве, узурпировала права суда и тем самым превысила свои полномочия, будучи всего лишь регистрирующим органом.

22.03.1993 г. было созвано расширенное заседание Епархиального Совета, в котором участвовали как сторонники сохранения канонического подчинения Московскому Патриархату, так и противники.

Большинство поддержало позицию, согласно которой следовало, ради церковного блага, искать компромиссные решения и принять поправки к Уставу ЭПЦ, проект которого составлялся под руководством еп. Корнилия. В качестве одного из важнейших условий стабилизации обстановки собравшиеся рассматривали получение от РПЦ Томоса о восстановлении автономии, причем слово «автономия» непременно должно фигурировать в этом документе, но, чтобы не давать Константинопольскому Патриарху повода к недовольству, из текста должно ясно следовать, что речь не о даровании автономии, но именно о восстановлении уже дарованной ранее в 1920 г.

Через месяц Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II прибыл в Пюхтицкий Успенский женский монастырь, где 29.04.1993 г. председательствовал на Поместном Соборе Эстонской Православной Церкви. В итоговом документе Собора была сформулирована церковная позиция по вопросу правопреемства: «Считать Эстонскую Православную Церковь преемницей православного наследия в Эстонии в дореволюционный период, так же, как и после образования Ревельского викариатства Рижской епархии в 1917 г., а затем по получении от Святейшего Тихона, Патриарха Всероссийского в 1920 г. статуса Автономной Церкви, признанной в 1923 г. Святейшим Патриархом Константинопольским Мелетием.

В дальнейший период ряд происшедших структурных изменений в Эстонской Православной Церкви не исказил ее существа, и на этом основании Эстонскую Православную Церковь при ее нынешней структуре следует признать субъектом канонического и государственного права, который не прекратил своего существования в 1940 г., но приспосабливал свою внешнюю структуру к реалиям времени для продолжения и осуществления главного назначения Церкви»¹⁵⁹.

Главным событием Собора явилось вручение епископу Таллинскому и Эстонскому Корнилию Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II-м Патриаршего и Синодального Томоса от 26.04.1993 г. №1357 о восстановлении автономии, содержащего историческую справку и условия, на которых она должна осуществляться.

В заключение, когда был поставлен вопрос о целесообразности исторического названия: «Эстонская Апостольско-Православная Церковь», Патриарх подтвердил, что оно должно сохраняться на эстонском языке непременно, а в русском варианте слово «Апостольская» можно не употреблять.

Всего на Соборе присутствовало 93 делегата. 74 из них голосовали за принятие решений, изложенных в итоговом документе, против – 6, воздержались – 4, и 9 не участвовало в голосовании.

Предстояло подготовить на основании Томоса редакцию Устава ЭАПЦ 1935 г. с поправками, соответствующими современным реалиям, и представить его на регистрацию (для чего на Соборе была избрана редакционная комиссия, в состав которой вошли представители обеих позиций, проявившихся при обсуждении «Декларации»). Об этом 25.05.1993 г. были письменно извещены Президент ЭР, Премьер-министр и Министр внутренних дел. Важнейшим в содержании письма было соборное определение считать действующую церковную структуру той самой ЭАПЦ, которая не прекращала своей деятельности в 1940 г., но непрерывно ее продолжала, меняя свой статус, название, внешнюю структуру в зависимости от необходимости для выполнения главного предназначения Церкви, а теперь восстанавливающая свой статус, название и структуру.

Раскол

Однако параллельно Пюхтицкому Поместному Собору, в Таллинском Преображенском храме 28–29 апреля проходило альтернативное собрание. Его инициаторы были заранее предупреждены еп. Корнилием о незаконности планируемого собрания письмом №428 от 21.04.1993 г., на которое они 03.05.1993 г. ответили настолько оскорбительным письмом, что прот. Э. Кирсс даже не посмел его подписать (подписали только диакон А. Сарапик и Х. Тоссо).

В пригласительных извещениях это мероприятие называлось «расширенным собранием Синода ЭАПЦ», а в обращениях к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II (28.04.1993 г.) и к Патриарху Константинопольскому Варфоломею (29.04.1993 г.) именовалось уже «собранием членов приходов Апостольско-Православной Церкви граждан Эстонской Республики» (Eesti Vabariigi kodanike Apostliku Õigeusu Kiriku koguduste liikmete koosolek) – название, очень точно отражающее искажение церковного самосознания в этой группировке: церковь граждан Эстонии – это чрезвычайно симптоматичная оговорка, обнажающая филетическую сущность сторонников альтернативного «восстановления ЭАПЦ». Церкви граждан Небесного Отечества была противопоставлена «церковь» граждан отечества земного.

Председательствовал на собрании клирик Константинопольского Патриархата, глава зарубежного Стокгольмского «Синода» прот. Николай Суурсеэт (Suursööt, по рождению – Пономарев). Примечательно, что он ни разу за все свои приезды в Таллин не пожелал встретиться с епископом Корнилием. Зато активно вел частные переговоры с членами «Православного Фонда» и с отдельными священниками и мирянами, склоняя их к восстановлению ЭАПЦ через зарубежный «Синод».

В первый день, 28 апреля в альтернативном собрании принимали участие некоторые делегаты Собора, которые 29 апреля явились в Пюхтицкий монастырь (свящ. Ардалион Кесккюла и некоторые миряне). Это собрание не было представительным – в основном оно состояло из случайных людей. В сам день Пюхтицкого Собора из духовенства в альтернативном собрании участвовали только протоиереи Эммануил Кирсс, Ермил Аллик, Валентин Савин, священник Иоанн Кесккюла и диакон Аифал (ныне прот. Александр) Сарапик. Знаменательно, что на этом собрании присутствовала референт Службы по делам вероисповеданий М.-А. Хельяс.

На этом собрании было принято два ранее упомянутых обращения: одно от 28.04.1993 г. к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию, а другое – днем позже – к Патриарху Константинопольскому Варфоломею (копии этого обращения были направлены Патриарху Московскому и всея Руси, Президенту и Премьеру Эстонской Республики, министрам юстиции, внутренних и иностранных дел). Собравшиеся, предварительно выражая Патриарху Московскому и всея Руси Алексию глубокую благодарность «за духовное окормление в период репрессий и застоя», далее (по содержанию почти идентично тексту обращения к Патриарху Варфоломею) ставили его в известность, что их «святой целью» является восстановление правопреемства Эстонской Апостольско-Православной Церкви, исходя из ее Устава 1935 г., и что в связи с восстановлением суверенитета Эстонской Республики у Эстонской Апостольско-Православной Церкви есть возможность восстановиться в качестве самостоятельной Церкви.

11 августа 1993 г. Служба по делам вероисповеданий зарегистрировала под наименованием «Эстонская Апостольско-Православная Церковь» структуру, возглавляемую Стокгольмским «Синодом». (NB: здесь и далее, вплоть до упоминания об отказе от исторического наименования, под ЭАПЦ имеется в виду каноническая, а не самозваная структура «ЭАПЦ», название которой до того момента берется нами в кавычки.) Никакой официальной информации не было. Только через две недели, да и то случайно, стало известно о регистрации узурпационной структуры и, что она представлена членами злополучного «Православного Фонда» прот. Э. Кирссом, диак. А. Сарапиком и его председателем Х. Тоссо, который являлся также полномочным представителем «Синода ЭАПЦ в изгнании», рассматриваемого властями в качестве Церковного правления ЭАПЦ. Именно Х. Тоссо действовал по доверенности, выданной ему 14.07.1993 г. стокгольмским «Синодом» для осуществления регистрации религиозной организации с названием «Эстонская Апостольско-Православная Церковь».

06.09.1993 г. состоялось совместное заседание Епархиального Совета и редакционной комиссии. Собравшиеся пришли к выводу, что в ЭАПЦ наметились три тенденции: 1) хранить верность Матери-Церкви, оставаясь в составе Московского Патриархата, невзирая ни на какие лишения; 2) перейти каноническим путем под омофор Константинопольского Патриархата и 3) отделиться от Московского Патриархата любой ценой и любыми средствами, невзирая ни на церковные, ни на государственные законы.

Инициаторы третьей тенденции подверглись церковным наказаниям: прот. Э. Кирсс и диакон А. Сарапик были запрещены в священнослужении, а Х. Тоссо – отлучен от церковного общения до покаяния.

В процессе регистрации раскольнической структуры под именем «ЭАПЦ» через зарубежный «Синод» Службой по делам вероисповеданий было нарушено как минимум две статьи: 2(1) и 15(2) действовавшего на тот момент Закона о церквях и приходах.

Согласно статье 2(1) Церковь – это епископальная структура. Но ни Константинопольский Патриарх, ни какой-либо другой епископ на тот момент не принял представляемую стокгольмским «Синодом» структуру под свой омофор (это произойдет аж через 2,5 года). Стало быть, соответственно этой статье Закона, «ЭАПЦ» нельзя было регистрировать как Церковь. Два прихода, канонически принадлежавших ЭАПЦ, пребывавшей в юрисдикции Московского Патриархата, Служба по делам вероисповеданий зарегистрировала как всю ЭАПЦ, да еще в качестве ее правления признав зарубежный орган – стокгольмский «Синод», что являлось уже вторым и еще более слабым в юридическом отношении моментом описываемой политической авантюры, потому что, согласно статье 15(2) упомянутого закона, «правление Церкви, союза приходов или прихода находится в Эстонии, независимо от местонахождения духовного центра». Стокгольмский «Синод» не мог являться законным правлением, действующей в Эстонии церковной структуры, поскольку находился за ее пределами. Это был геополитический факт. С ним никто и не спорил. Его просто игнорировали.

Заведующий Службой по делам вероисповеданий Т. Сепп во время встречи со священниками, желавшими перейти в Константинопольский Патриархат, но каноничным путем, когда они указали ему на противоречие осуществленной регистрации действующему законодательству, ошеломил их откровенностью, произнеся знаковую фразу: «Я вправе обходить букву закона, если это в интересах эстонского народа».

Специфичный филетизм

Прежде чем продолжить описание дальнейших событий, обратим внимание, что основой раскола был специфичный филетизм, несводимый к этническому национализму, разделяющему людей по национальному признаку. В основе был национализм государственный – в котором единство крови играет второстепенную роль, а на первый план выходят наследственная гражданская принадлежность и лояльность государству. На этой почве в начале 90-х гг. все общество Эстонии было очень остро и болезненно разделено на граждан и «иностранцев». Закон об иностранцах был принят 08.07.1993 г. и вступил в силу 12.07.1993 г. Все жители Эстонии тогда, независимо от национальности, разделились на правопреемных граждан (чьи предки были гражданами Эстонии эпохи первой республики) и «всех прочих», которым на определенных условиях предоставлялась возможность стать натурализованными гражданами.

В сознании сторонников «альтернативного» восстановления ЭАПЦ представления о нормах церковной жизни выкраивались по тем же мирским шаблонам, согласно которым в ЭАПЦ есть правопреемные члены (чьи предки состояли в ней до 1940 г.), а есть «прочие человецы», которые «понаехали» после присоединения Эстонии к СССР, и их потомки. И, что особенно прискорбно, этот принцип нашел поддержку у Константинопольского Патриарха.

Что разделение в ЭАПЦ произошло не на этнической основе, видно из количественного разделения среди клириков-эстонцев, половина из которых не поддержала раскол ни на первой стадии, ни впоследствии, когда, под давлением государства, представители вышеупомянутой «второй тенденции» (перейти в Константинопольский Патриархат, соблюдая канонические нормы) мало-помалу стали поступаться своей декларированной «канонической принципиальностью», один за другим регистрируя свои приходы через зарубежный «Синод». В переписке Предстоятелей Московской и Константинопольской Поместных Церквей Патриарх Алексий говорил о священнослужителях-раскольниках как о «незначительной группе» не только потому, что они не представляли мнения большинства всех православных в Эстонии, но еще потому, что и среди священнослужителей-эстонцев не являлись большинством.

Насколько несостоятельны утверждения, что раскол произошел по национальному признаку, также следует из национального состава авангарда раскольников. Первым зарегистрировал свои приходы через Стокгольмский Синод, член Епархиального Совета прот. Эммануил Кирсс (два в первый же день регистрации «ЭАПЦ» 11.08.1993 г., из которых один – главный из эстонских приходов Таллинский Преображенский, затем еще два в сентябре). Ему последовал прот. Валентин Савин (один приход в сентябре, другой в октябре и третий в феврале следующего года). Затем членом Епархиального Совета прот. Симеоном Кружковым был за спиной у прихожан зарегистрирован второй по значимости (после Александро-Невского в Таллине) Тартуский Успенский русский приход (его прихожане массово перешли в сохранявший верность Матери-Церкви эстонский приход во имя св. вмч. Георгия). Таким образом, в августе – сентябре соревновались в каноническом беззаконии три клирика, двое из которых – русские.

Та же картина и дальше: среди идущих на беззаконную регистрацию, русские, как минимум, не отстают от эстонцев. В октябре свящ. Иоанн Кесккюла регистрирует свои три прихода. Тут же инициативу перехватывает Зина Андреев (на эстонский манер, не склоняя фамилию) – староста прихода свв. Марии Магдалины и Александра Невского в г. Хаапсалу, которая регистрирует приход св. Марии Магдалины за спиной настоятеля свящ. Ювеналия (Мярта) Каарма и против воли большинства прихожан. В январе регистрирует свои два прихода свящ. Владимир фон Беренс (по рождению Самсонов). И только в феврале их примеру следует прот. Ермил Аллик, зарегистрировав два своих прихода¹⁶⁰.

Попытки преодоления раскола

Об основных нарушениях Закона о церквях и приходах, допущенных Службой по делам вероисповеданий, еп. Корнилий 08.09.1993 г. направил заведующему этой подструктурой МВД Т. Сеппу Заявление, которое на следующий день, чтобы дать общественности взвешенную и исчерпывающую информацию о создавшемся положении, было опубликовано в газете «Эстония».

Вместо официального ответа еп. Корнилий получил по почте Заявление пресс-службы МВД ЭР №168 от 18.09.1993 г., которым совершенно игнорировалась представленная им аргументация и предложение передать вопрос о правопреемстве на рассмотрение суда. МВД исходило из твердого убеждения, что зарубежному «Синоду» принадлежит статус правопреемника по аналогии с правительством в изгнании (ЭАПЦ, якобы переместилась за рубеж, а теперь вернулась), отсюда и его полномочия. Что касается церковной структуры Московского Патриархата в Эстонии, то она не имеет права называться историческим названием, поскольку она не ЭАПЦ, а Таллинская епархия: оккупационная марионеточная структура РПЦ, организованная в 1945 г. и насильственно поглотившая приходы ЭАПЦ. Приходы, желающие получить признание своего правопреемства должны зарегистрироваться через зарубежный «Синод». Не приемлющие этого пути могут получить законный статус, зарегистрировавшись как новообразованная структура. В срок, предусмотренный для регистрации на основании нового Закона о церквях и приходах, все приходы Таллинской епархии должны определиться, в каком качестве они собираются в дальнейшем существовать – как правопреемники приходов ЭАПЦ или же, как компоненты новообразованной структуры – и зарегистрироваться, в противном случае их юридически не станет.

Зарождение местной Церкви, ее развитие и структурные преобразования, отделение от Матери-Церкви и, наоборот, присоединение к другой юрисдикции – это процессы, регламентируемые каноническим правом в русле экклесиологии. Каноническое право не предусматривает ни перемещения Поместной Церкви и сохранения ее «уставной деятельности» за пределами канонической территории, ни каких-либо аналогий с «правительством в изгнании». Навязывая Церкви модели чуждые ее устройству и развитию, государство грубо вмешалось в ее внутреннюю жизнь.

После отмены Государственным судом решения Таллинского городского суда от 29.06.1992 г. и возврата дела на пересмотр, тот же суд, но уже в другом составе, 27.09.1993 г. признал субъектом реформы собственности «ЭАПЦ» возглавляемую стокгольмским «Синодом».

04.10.1993 г. под председательством еп. Корнилия состоялось расширенное заседание Епархиального Совета ЭАПЦ с участием представителей обеих тенденций в решении юрисдикционного вопроса. Было решено регистрировать Церковь по Уставу ЭАПЦ 1935 г., который был признан собравшимися непрерывно действующим (потом уже соборно предполагалось принять его отредактированный вариант). Собравшиеся составили и подписали (все, кроме прот. С. Кружкова) обращение к Вселенскому Патриарху Варфоломею, в котором описывалось создавшееся положение и высказывались три просьбы: 1) дать письменное подтверждение действительности или недействительности, отраженного в письме Святейшего Патриарха Димитрия митр. Скандинавскому Павлу от 03.05.1978 г., постановления о прекращении действия Томоса 1923 г. и об ограничении юрисдикции Константинопольского Патриархата зарубежными эстонскими приходами, 2) сообщить, какими полномочиями обладает «Синод ЭАПЦ» и его председатель прот. Николай Суурсеэт, 3) выразить свое авторитетное мнение по поводу канонической правопреемственности церковной структуры, возглавляемой с еп. Корнилием.

Ответа не последовало, что, впрочем, уже было предсказуемо, потому что несколькими месяцами раньше, во время пребывания Патриарха Варфоломея в России с официальным визитом 10–19.07.1993 г., еп. Корнилий ему уже докладывал непосредственно о проблемах в окормляемой им Церкви и задал, в сущности, те же вопросы. Патриарх Константинопольский обещал посовещаться с Синодом и письменно ответить, но, конечно же, слова не сдержал.

05.11.1993 г. от ЭАПЦ было подано новое заявление на перерегистрацию, а 17 ноября 1993 г., в Таллинском кафедральном храме во имя св. блгв. вел. князя Александра Невского состоялся Собор ЭАПЦ, на котором, соответственно подготовленной повестке дня и во исполнение постановления предыдущего, Пюхтицкого Собора от 29.04.1993 г., предполагалось принятие новой редакции Устава ЭАПЦ 1935 г. Однако группа из 8 священников и представителей 40 обслуживаемых ими приходов предъявила ультиматум: или на Соборе предлагается к принятию Устав ЭАПЦ 1935 г. без всяких изменений, или они уходят, кворума не будет, и Собор сорвется. После короткого совещания с членами Епархиального Совета и редакционной комиссии, еп. Корнилий принял решение начать Собор с предложенного компромисса.

Сопредседателями еп. Корнилия были представители обеих позиций по решению юрисдикционного вопроса – прот. Олег Врона и свящ. Ардалион Кесккюла. Собор прошел сравнительно спокойно. Регистрация «ЭАПЦ» была осуждена как незаконная подавляющим большинством голосов при трех воздержавшихся. Так же большинством (4 против) был принят Устав ЭАПЦ 1935 г. Затем были избраны временный (учитывая переходный период) Синод ЭАПЦ, Ревизионная комиссия и Конфликтная комиссия. Было принято решение «регистрироваться в Департаменте по делам вероисповеданий на основании Устава ЭАПЦ 1935 г. в юрисдикции Московского Патриархата, признавая нынешнее положение переходным периодом»¹⁶¹. Т.е. обеим представленным на Соборе группировкам – и «промосковской», и «проконстантинопольской» – предстояло, согласно соборному решению, зарегистрироватьсявместе в том каноническом подчинении, в котором фактически на данный моментнаходятся, а затем провести размежевание каноническим путем.

20.12.1993 г. епископ Корнилий обратился к Службе по делам вероисповеданий с официальной претензией¹⁶² и с посланием к Вселенскому Патриарху Варфоломею¹⁶³, на которое, как и на предыдущие обращения, не был дан ответ.

Тем временем, 25.12.1993 г. истек срок перерегистрации. Прежние регистрационные свидетельства утратили силу. С этого момента ЭАПЦ, сохранявшая верность Матери-Церкви, оказалась в состоянии глубокого поражения в правах. Еп. Корнилий неоднократно обращался с заявлениями в МВД о регистрации и продления срока. Срок продлевали, но на приемлемых основаниях не регистрировали.

В 1994 г. ЭАПЦ безрезультатно пыталась оспорить в суде регистрацию «ЭАПЦ», протестуя против превышения власти, осуществившего ее в нарушение государственного закона, Т. Сеппа.

Переговоры между Патриархатами

05–08.11.1994 г. в Стамбуле состоялась встреча представителей Московского и Константинопольского Патриархатов в связи с ситуацией в Эстонии. По итогам переговоров, Патриарх Варфоломей принял решение направить в Эстонию делегацию для изучения ситуации на месте, и обещал, что о визите Московский Патриарх будет письменно извещен заранее.

В конце декабря того же года в Эстонию, надеясь помочь урегулировать церковно-государственный конфликт, приехал глава ОВЦС МП митр. Смоленский и Калининградский Кирилл. Он встречался как с клириками и мирянами ЭАПЦ, так и с министром внутренних дел Х. Арике, надежды на здравомыслие которого не оправдались.

04.–06.02.1995 г., без предварительного извещения и испрашивания благословения Патриарха Московского и всея Руси, Эстонию (его каноническую территорию) посетила делегация Константинопольского Патриархата. Первым делом ее представители встретились с прот. Э. Кирссом, затем с архиеп. Корнилием. Делегация была принята Президентом ЭР Леннартом Мери, Премьер-министром Андресом Тарандом и министром внутренних дел Кайдо Кама. Состоялась пресс-конференция, во время которой делегаты заявили, что никаких нарушений прав православных в Эстонии нет. Они также во всеуслышание признали, что Эстония – каноническая территория Московского Патриархата, на которой действует одна Православная Церковь, и епископ Корнилий – единственный законный епископ для всех православных в Эстонии.

23–28.02.1995 г. состоялся визит делегации Константинопольского Патриархата в Москву. 27.02.1995 г. она была принята Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием. В переговорах со стороны Московского Патриархата принимали участие председатель Отдела внешних церковных связей митр. Смоленский и Калининградский Кирилл, его тогдашний заместитель митр. Калужский и Боровский Климент, а также архиепископ Таллинский и всея Эстонии Корнилий.

В ходе дискуссии было признано, что необходимо обеспечить сторонам равные гражданские права, и тогда можно будет справедливо оценить ситуацию и организовать церковную жизнь на основании канонических норм.

18.05.1995 г. Патриарх Алексий обратился к Патриарху Константинопольскому с посланием, в котором, упомянув о встрече с его делегацией в конце февраля, коснулся и эстонского вопроса. Он выразил категорическое несогласие передать часть приходов ЭАПЦ в юрисдикцию Константинопольского Патриархата и, в нарушение канонического принципа «один город – один епископ», допустить образование параллельной юрисдикции в Эстонии.

Как бы в ответ на это послание, Патриарх Варфоломей 29.05.1995 г., во время своего визита в Финляндию, встретился с делегацией раскольников из Эстонии и передал через них благословение «своей пастве»¹⁶⁴. В своем ответе Патриарху Московскому от 12.07.1995 г., обвиняя Русскую Церковь в антиканоничных действиях в советскую эпоху и «сожительство» с «игемоническим атеистическим режимом», а также, ссылаясь на принадлежащие КПЦ «полномочие, право и компетенцию по долгу» восстанавливать исторические узы церковного порядка, он демонстрировал своему собрату твердое намерение поддержать раскол¹⁶⁵.

Патриарх Московский отозвался письмом от 20.07.1995 г., в котором, проанализировав действия Патриарха Константинопольского и описав этапы формирования эстонского православия в лоне Русской Церкви, заключил свое письмо пожеланием не подавать никому повода к соблазну и хранить единение Православных Церквей¹⁶⁶.

Патриарх Варфоломей ответил 03.09.1995 г. пространным посланием, в котором предложил прекратить письменное обсуждение и перейти к переговорам.

03.01.1996 г. делегация Русской Православной Церкви прибыла в Стамбул. Во время переговоров, в ответ на заявление константинопольской стороны о своем намерении уже в феврале принять «ЭАПЦ» в свою юрисдикцию, делегация внесла ряд предложений по условиям возможного размежевания, которые, в основном, соответствовали решениям Собора ЭАПЦ от 17.11.1993 г. Стороны достигли согласия лишь в том, что православные приходы в Эстонии, независимо от их канонического самоопределения, должны быть зарегистрированы как правопреемники со всеми вытекающими имущественными последствиями. Несмотря на то, что стороны договорились о продолжении переговоров, Константинопольский Патриархат сразу же начал вести себя так, словно вопрос о восстановлении действия Томоса 1923 г. уже решен, как и дальнейшее обустройство православия в Эстонии. В ответ Председатель ОВЦС митр. Кирилл выразил протест от имени Св. Синода РПЦ и указал, что действия Константинопольской Патриархии «наносят серьезную угрозу межправославному миру и каноническому единству»¹⁶⁷.

РПЦ продолжала настаивать на продолжении переговоров, но КПЦ уклонялась от командирования делегации в Москву.

Вмешательство государства

В сентябре 1994 г. Премьер-министр Эстонской республики Март Лаар обратился к Патриарху Константинопольскому Варфоломею с просьбой «сообщить свою позицию по вопросу церковно-канонической преемственности ЭАПЦ». В 1995 г. к Патриарху Варфоломею обращались в разное время Президент Леннарт Мери и Евроминистр Эндель Липпмаа. Суть была едина: одобрение курса на подчинение эстонского православия Константинопольскому Патриархату (косвенное ходатайство о принятии «ЭАПЦ»). 25.07.1995 г. Патриарх Варфоломей направил Министру по Европейским делам Э. Липпмаа ответ на письмо последнего от 26.05.1995 г. В ответе Патриарха указывается, что содержание письма Э. Липпмаа стало предметом обсуждения на заседании Синода и что «Вселенский престол будет предпринимать всё, чтобы в скором времени восстановить единство православных Эстонии и урегулировать их тему согласно с Божественными и Священными канонами и многовековым преданием Православия»¹⁶⁸.

Когда к концу 1995 г. напряжение вокруг судьбы эстонского Православия дошло до критического предела, Патриарх Алексий обратился к Генеральному секретарю ВСЦ Конраду Райзеру и Генеральному секретарю КЕЦ Жану Фишеру с просьбой помочь в сложившейся ситуации. Они направили 08.12.1995 г. Президенту ЭР совместное обращение, в котором предельно деликатно дали понять, что им не безразличны события, происходящие в суверенной Эстонии, и, что приложат со своей стороны необходимые усилия, дабы уладить эту проблему. Весной 1996 г. и от Совета Церквей Эстонии поступило обращение, призывающее руководство Эстонской Республики к поиску достойного решения проблемы.

09.12.1995 г. в Таллине состоялся крестный ход, в котором участвовало примерно 21000 человек. После крестного хода и обращений к Президенту ЭР представителей ВСЦ и КЕЦ, в отношениях с государством напряжение несколько понизилось.

Расторжение и восстановление евхаристического общения между Московским и Константинопольским Патриархатами

Поскольку переговорный процесс между Патриархатами не давал повода для оптимизма, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий 02.02.1996 г. особым посланием был вынужден оповестить Предстоятелей Поместных Православных Церквей о ситуации в Эстонии, дабы те оказали влияние на Патриарха Варфоломея и убедили его продолжить диалог и «воздержаться от принятия скороспешных и несогласованных с нашей Церковью односторонних мер по эстонскому вопросу»¹⁶⁹. Однако это не помогло.

20.02.1996 г. Патриарх Варфоломей подписал «Патриарший и Синодальный акт о возобновлении действия Патриаршего и Синодального Томоса от 1923 года об Эстонской Православной Митрополии». Согласно этому документу законными преемниками Эстонской Апостольско-Православной Церкви признавались те, «кто признавали Томос и сохранили каноническую непрерывность Церкви». Статус «пришельцев» определялся особо: для «русских православных верующих среди иммигрантов, которых в массовом порядке поселяли в Эстонии в советский период, когда она была частью тогдашнего Советского Союза»¹⁷⁰, предполагалось устроить в рамках «возрожденной» структуры Константинопольского Патриархата отдельную епархию с русскоязычным архиереем. Непосредственное архипастырское попечение об «ЭАПЦ» в качестве ее Местоблюстителя было поручено Архиепископу Карельскому и всея Финляндии Иоанну.

При этом руководство Константинопольского Патриархата и не думало скрывать, что данное решение было принято «по настоятельной просьбе эстонского правительства»¹⁷¹.

23.02.1996 г. Св. Синод РПЦ, после безуспешной попытки Патриарха Алексия призвать своего собрата «остановить богопротивный раскол и воздержаться от односторонних действий по отношению к православной Церкви в Эстонии»¹⁷², постановил «приостановить каноническое и евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом и Финляндской Автономной Архиепископией»¹⁷³ и передать этот вопрос на рассмотрение Архиерейского Собора РПЦ. В тот же день Св. Синод РПЦ обратился с Посланием к Предстоятелям Православных Церквей, а Патриарх Алексий отправил телеграмму Патриарху Варфоломею и Послание архиеп. Таллинскому и всея Эстонии Корнилию, пастырям, монашествующим и всем верным чадам ЭАПЦ.

16.03.1996 г. состоялся второй Крестный ход. В нем приняло участие примерно 26000. Вскоре, в результате объединенных усилий церковных и политических деятелей начался процесс восстановления канонического общения между Московским и Константинопольским Патриархатами.

3 и 22 апреля 1996 г. в Цюрихе состоялись переговоры по «эстонскому вопросу», на которых были выработаны предложения, одобренные и принятые Св. Синодом РПЦ 16.05.1996 г. (параллельно они были приняты в Стамбуле Св. Синодом Константинопольского Патриархата). В соответствии с этими предложениями православным клирикам и мирянам ЭАПЦ предоставлялась свобода выбора юрисдикционной принадлежности. Запрещенные клирики и мирянин были признаны Св. Синодом РПЦ освобожденными от прещений. Согласно этим договоренностям, оба Патриархата взаимно обязывались «сотрудничать в вопросе представления их позиции перед эстонским правительством с целью, чтобы все православные в Эстонии получили одинаковые права, включая право на имущество»¹⁷⁴. Не определившимся до того момента в своем выборе приходам предоставлялся четырехмесячный срок на решение этого вопроса. Константинопольский Патриархат приостанавливал на это время применение решения от 20.02.1996 г.

Московский Патриархат, одобрив предложения, тем же решением Св. Синода, не дожидаясь со стороны Константинопольского Патриархата деятельного подтверждения серьезности заявленных намерений, не устанавливая никакой поэтапности исполнения обязательств и не требуя симметричности действий, восстановил евхаристическое общение и в одностороннем порядке незамедлительно приступил к исполнению всех взятых на себя обязательств. Вселенский Патриархат с исполнением подписанных условий не спешил.

Руководство РПЦ неоднократно напоминало Константинопольскому Патриарху о необходимости исполнять совместные обязательства. Но по-прежнему не было ни содействия легализации приходов Московского Патриархата, ни попеременного служения в храмах спорных приходов, особенно, что касается Тартуского Успенского и Валгаского Исидоровского соборов (о чем 12.12.1996 г. была достигнута особая договоренность на очередной встрече подкомиссий в Афинах).

Напротив, Патриарх Варфоломей еще и усугубил противостояние, назначив 13.03.1999 г. «митрополита Таллинского и всея Эстонии» и призвав Русскую Православную Церковь признать митрополита Стефана (Хараламбидиса) в качестве «канонического и законного первоиерарха» Эстонской Православной Церкви¹⁷⁵. Русская Православная Церковь ответила протестом.

28.03.2000 г. в Женеве прошли переговоры делегаций обоих Патриархатов, не принесшие никаких положительных результатов.

26.10.–01.11.2000 г. состоялся визит Патриарха Варфоломея в Эстонию. В сложных условиях раскола, терзавшего православные общины Эстонии, этот визит был, по меньшей мере, неуместным и не способствующим достижению мира. ОВЦС Московского Патриархата предпринял все усилия к тому, чтобы использовать этот визит для уврачевания четырехлетнего конфликта двух Поместных Церквей. Однако константинопольская сторона отказалась обсуждать предложенные инициативы. Более того, Патриарх Варфоломей неоднократно на официальных встречах и в общении со СМИ заявлял, что договоренности между двумя Церквами относительно церковного положения в Эстонии, заключенные в Цюрихе в 1996 г., нельзя толковать как «решение, позволяющее существовать в Эстонии двум параллельным юрисдикциям»¹⁷⁶.

Завершение конфликта

Параллельно межцерковным спорам продолжались переговоры с государством. Оно проявляло готовность пойти на компромисс, но то же самое требовалось и со стороны церковной структуры Московского Патриархата в Эстонии. Одной из таких уступок стало историческое наименование – «Эстонская Апостольско-Православная Церковь». Было решено пожертвовать им и принять другое. Постепенно пришли к выводу, что наиболее приемлемым является название «Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата». Так же, в порядке компромисса, было решено не упоминать в Уставе о юридическом правопреемстве, ограничившись формулировками, свидетельствующими об историческом преемстве.

27.06.2000 г. в Таллине состоялся Собор Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, на котором был принят Устав ЭПЦ МП и избран ее Синод. Началась череда подач заявлений на регистрацию и отказов.

Поддержка братских Православных Церквей помогла возобновить переговорный процесс. Очередным этапом в преодолении конфликтной ситуации были переговоры делегаций Московского и Константинопольского Патриархатов 19.02.2001 г. в Берлине. Участники встречи призвали иерархов двух православных юрисдикций в Эстонии заключить соглашение о прекращении имущественных споров, согласно которому каждая из церковных структур получит права собственности на церковное имущество, фактически используемое ею в настоящее время. Делегации одобрили текст такого соглашения и решили представить его на усмотрение Священных Синодов обоих Патриархатов. Предполагался трехсторонний договор ЭПЦ МП, ЭАПЦ и Эстонской Республики, но митр. Стефан согласился заключать договор только с государством.

Между тем, 17.04.2002 г. МВД ЭР зарегистрировало ЭПЦ МП, на основании поданного ею Устава, и первые три прихода: Таллинский Никольский приход (на ул. Вене), Таллинский Иоанно-Предтеченский приход в Нымме и Маардуский Михайло-Архангельский приход. Вскоре были зарегистрированы и другие приходы ЭПЦ МП.

04.10.2002 г. между ЭАПЦ и ЭР был заключен протокол о намерениях¹⁷⁷, согласно которому ЭАПЦ отказывается в пользу государства от уже возвращенного имущества (возвращает обратно государству) и от реализации права на возврат имущества (до того момента еще не полученного в процессе реституции), которым фактически пользуются приходы ЭПЦ МП. Государство, согласно протоколу, передает это имущество приходам ЭПЦ МП в длительное пользование с правом застройки или в аренду, но не в собственность, на чем особо настояла константинопольская структура. На основании этого договора, в тот же день между ЭПЦ МП и ЭР в лице министра внутренних дел Айна Сепика был заключен другой протокол о намерениях¹⁷⁸. Государство щедро отблагодарило ЭАПЦ за этот «шаг навстречу», выделив компенсацию в 35 500 000 эстонских крон.

Процесс передачи имущества, хотя и не в собственность, как предусматривали Цюрихские договоренности, но все же сдвинулся с мертвой точки. Некоторые местные самоуправления пошли навстречу приходам ЭПЦ МП и передали находившееся в муниципальной собственности историческое имущество им в собственность. Так, например, произошло в Кивиыли, Нарва-Йыэсуу, Тюри, Вильянди, отчасти в Таллине.

25.–30.09.2003 г. состоялся первосвятительский визит Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия в Эстонию. Кроме совершения богослужений в ставропигиальных Таллинском Александро-Невском соборе и Пюхтицком Успенском женском монастыре, он уже 25.09.2003 г. встретился с премьер-министром Эстонии Ю. Партсом, а 29.09.2003 г. – с президентом Эстонской Республики А. Рюйтелем. В день отъезда он встретился с представителями Совета Церквей Эстонии, а также с митр. Стефаном (по просьбе последнего).

«В состоявшейся беседе приняли участие митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий, председатель ОВЦС МП митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, секретарь по межправославным отношениям Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Николай Балашов. Представители Московского Патриархата указали, что для нормализации отношений между православными в Эстонии требуется прежде всего реализация договоренностей, достигнутых ранее на встречах делегаций Константинопольского и Московского Патриархатов в Цюрихе и Берлине. Исполнение принятых решений откроет дорогу для развития братских канонических взаимоотношений, включая возможность литургического сослужения и сотрудничества в области православного свидетельства, образования, социальной и иной деятельности»¹⁷⁹. «Будут соблюдаться Цюрихские соглашения – будет и сослужение», – лаконично резюмировал Патриарх Алексий.

Деятельность ЭАПЦ – ЭПЦ МП в неблагоприятных условиях

Окидывая взглядом этот непростой исторический период, следует отметить, что, будучи глубоко пораженной в правах, ЭАПЦ-ЭПЦ МП все же достаточно активно себя проявляла. Чтобы как-то социально защитить своих тружеников и осуществлять культурно-просветительную, благотворительную, храмостроительную и ремонтно-реставрационную деятельность, приходы стали учреждать недоходные общества, через которые было сделано очень много: в этот крайне тяжкий, неблагоприятный для сотрудничества с внешним миром период основательно ремонтировался и реставрировался Таллиннский Александро-Невский собор, перестраивался храм в городе Тюри, строились храмы в городах Силламяэ, Маарду, Валга, Палдиски, Локса, Нарве.

В первой половине 90-х гг. продолжались регулярные передачи на русском канале Эстонского Радио, которые вели клирики нашей Церкви. Иногда бывали выступления и по телевидению.

Понемногу осуществлялась издательская деятельность. Братство во имя сщмч. Исидора Юрьевского с 1998 г. издает на эстонском и русском языках книги православного содержания: святоотеческая литература, труды подвижников благочестия и православных мыслителей отдельными книжками и сборниками. С 1997 г. (поначалу в качестве вкладыша газеты «Русский телеграф», а с 2000 г. самостоятельным изданием) издавалась ежемесячная газета «Мир Православия».

Начиная с 1994 г. в Эстонии ежегодно проводился фестиваль православной хоровой музыки «Кредо», на который со всей Европы и даже из Ливана съезжались музыкальные коллективы и солисты. Хоры православной музыки из Эстонии тоже обрели известность далеко за ее пределами.

При том, что приходы, как правило, не располагали подходящими помещениями, воскресные школы действовали при половине из них. Немногочисленными клириками и мирянами ЭПЦ МП преподавались религиоведческие дисциплины в некоторых общеобразовательных школах, а временами и в высших учебных заведениях. Действовало две православные общеобразовательные школы: частная Нарвская православная гимназия и Маардуская церковно-приходская школа (ныне закрыта).

В 2000 и 2001 гг. в Таллиннском Александро-Невском соборе проводились международные Александро-Невские Чтения – научно-практические педагогические конференции, в которых, кроме педагогов из Эстонии, участвовали представители из Латвии и Литвы.

Клирики и миряне участвовали в мероприятиях местного и международного уровня: ассамблеях ВСЦ и Синдесмоса, различных конференциях и семинарах. К сожалению, ЭПЦ МП была вынуждена временно прервать свое участие в работе Совета Церквей Эстонии, чтобы не создавать этой организации препятствий при перерегистрации, потому что ее членами могут быть только зарегистрированные конфессии. Как только ЭПЦ МП была зарегистрирована, сразу же подала заявку на возвращение в СЦЭ и восстановилась в нем.

В 2003 г. произошло исключительное по своей важности событие: обретение в г. Раквере мощей сщмч. Сергия Флоринского, причисленного к лику святых Священным Синодом Русской Православной Церкви 17 июля 2002 года. Это первое во всей истории ЭПЦ МП обретение святых мощей, совершившееся после всецерковного прославления мученика.

Чин прославления мощей был совершен 13.09.2003 г. в Раквереском храме Рождества Богородицы. При огромном стечении молящихся митрополитом Корнилием в сослужении духовенства ЭПЦ МП была совершена Божественная Литургия, после которой рака со святыми мощами была поставлена вне алтаря слева от царских врат для постоянного пребывания на этом месте.

После нормализации отношений с государством, в Таллине был построен и в 2013 г. освящен Святейшим Патриархом Кириллом храм в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница». Издается церковная газета «Православный собеседник», по-прежнему ведется издательская, миссионерская, молодежная, просветительная и социальная деятельность. Клирики и миряне ЭПЦ МП участвуют в обсуждении значимых для общества тем в СМИ.

Регулярно проводятся богословские и научно-практические конференции. Особенно следует выделить, посвященную 100-летию автономии Эстонской Православной Церкви, юбилейную конференцию, которая 26–27 ноября 2020 г. прошла, из-за пандемии, в онлайн-режиме. По материалам конференции в 2021 г. был издан сборник, типографские расходы которого оплатила мэрия г. Таллина.

С началом полномасштабной войны, развязанной руководством Российской Федерации в Украине, положение ЭПЦ МП по ряду причин снова оказалось крайне неблагоприятным. На эту тему достаточно материалов в открытых источниках, поэтому раскрывать ее подробней в рамках данной статьи мы не станем.

1 Выступление Святейшего Вселенского Патриарха Варфоломея на семинаре «Реакция церквей и религиозных сообществ на войну и конфликты» (Литва, 22 марта 2023 г.) [Электронный ресурс] // Христиане против войны. URL: https://shaltnotkill.info/vystuplenie-svyatejshego-vselenskogo-patriarha-varfolomeya-na-seminare-reakcziya-czerkvej-i-religioznyh-obshhin-na-vojnu-i-konflikty-litva-22-marta-2023-g/ (дата обращения: 24.03.2023).

2 Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии: О книге архимандрита Григория Папатомаса «Несчастье быть маленькой церковью в маленькой стране». – Таллин, 2013. С. 22–23.

3 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. М.: Правосл. энциклопедия, 1999. С. 35.

4 См.: Сахаров С.П. Рижские православные архипастыри за сто лет (1836–1936): Популярно-исторический очерк. Даугавпилс, 1937. С. 8.

5 Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – Минск: Изд. Белорусского экзархата, 2007. Т. 1. С. 369.

6 Доминирующая автокефальная Церковь, в составе которой находится автономная Церковь, экзархат или епархия.

7 Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – Минск: Изд. Белорусского экзархата, 2007. Т. 1. С. 379.

8 Там же. С. 382.

9 Там же. С. 376–377.

10 Там же. С. 382.

11 См.: Там же. С. 393–395.

12 Там же. С. 395.

13 См. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. – Минск: Изд. Белорусского экзархата, 2007. Т. 2. С. 10–14.

14 Там же. С. 22.

15 Там же.

16 Там же. С. 24.

17 Там же.

18 Там же. С. 32.

19 См. подроб.: Там же. С. 29–31.

20 Там же. С. 35.

21 В переписке с Восточными Патриархами этот титул фигурирует и в ХХ веке. О полном титуле Патриарха Московского см. подр.: Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии: О книге архимандрита Григория Папатомаса «Несчастье быть маленькой церковью в маленькой стране». – Таллин, 2013. С. 88–93.

22 При желании с этой темой можно подробней ознакомиться: Там же. С. 88–97.

23 См.: Bibikov M. Byzantine Sources for the History of the Balticum and Scandinavia // Byzantino-Nordica 2004: Papers Presented at the International Symposium of Byzantine Studies, 7-11 May 2004 in Tartu, Estonia / Morgensterni Seltsi toimetised. II / Ed. by I. Volt, J. Päll. Tartu: Tartu Univ. Press, 2005. Р. 23.

24 Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии… С. 94–95.

25 ArhimandriitGrigoriosD. Papathomas. Õnnetus olla väike kirik väikesel maal: Teoloogiline tõde Eesti Õigeusu Kiriku kohta / Григорий Д. Папатомас, архим. Несчастье быть маленькой церковью в маленькой стране: Богословская правда о Православной Церкви Эстонии. Таллин: Изд. Свято-Платоновской православной богословской семинарии, 2007. С. 157.

26 Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии… С. 88–89.

27 Евгений (Решетников), митр. Осмысление уроков новейшей истории православия в Эстонии // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. [Сборник материалов одноименной конференции (Таллин, 26–27 ноября 2020 г.)] / Ред. прот. Игорь Прекуп. Таллин, 2021. С. 26.

28 Титулы русских государей [Электронный ресурс] // История России до 1917 года. URL: https://russiahistory.ru/titulyi_russkih_gosudarey_/ (дата обращения: 01.01.2025).

29 Майт Отс. Митрополит Стефан: ЭПЦ МП не может именоваться Эстонской православной церковью [Электронный ресурс] // Eesti Rahvusringhääling. URL: https://rus.err.ee/1609430518/mitropolit–stefan–jepc–mp–ne–mozhet–imenovatsja–jestonskoj–pravoslavnoj–cerkovju/ (дата обращения: 05.01.2025 г.).

30 См.: Письма и бумаги императора Петра Великого [Электронный ресурс] // ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА ИСТОРИЧЕСКИХ ДОКУМЕНТОВ. URL: https://docs.historyrussia.org/ru/nodes/311942-pisma-i-bumagi-imperatora-petra-velikogo (дата обращения: 30.12.2024 г.).

31 Титул «Святейший» подразумевал, что этот новый орган церковного управления наследует и осуществляет функцию Патриарха, будучи своего рода «коллегиальным Патриархом», титул «Правительствующий» ставил эту структуру вровень с Правительствующим Сенатом и в прямое подчинение царю, а наименование его «Синодом» было, по сути, понятийной подменой, канонической фальсификацией. Тут необходимо некоторое пояснение. Слово «синод» происходит от греческого σύνοδος <синодос>, которое традиционно переводится как «собор». И вся риторика вокруг учреждения Св. Синода вращается вокруг понятия соборности, представляя этот орган именно как соборный, не только замещающий Патриарха, но якобы еще и более высокий по статусу, нежели он, в силу своей будто бы соборной природы. Выдающийся церковный историк А.В. Карташев разоблачает эту подмену в следующих словах: «Что „собор” (представительство свободных голосов) и „коллегия” (назначенные чиновники-бюрократы) по существу власти антиподы, это или по наивности, или по лукавству камуфлируется игрой в туманное словечко „соборность”. Петр учреждает эту псевдо-соборную правительственную власть в Русской Церкви в качестве высшей, безапелляционной, т. е. даже исключающей апелляцию к суду собора Восточных Патриархов» (Карташев А.В. Очерки по истории русской церкви… Т. 2. С. 351–352). Профессор дореволюционной Казанской духовной академии И.С. Бердников в своем «Курсе церковного права» изобличает фальшь этого императорского нововведения: «Та форма управления церковного, которую ввел Петр I под именем управления соборного, совсем не походит на управление соборное в собственном каноническом смысле, как оно изображается в Правилах. Соборное управление предполагает необходимое участие в нем всех епископов поместной церкви на собраниях повременных (периодических); участие тех же епископов поочередно в Синодах; и предстоятельство на этих общих и частных собраниях и синодах главы поместной церкви – митрополита или патриарха, управляющего делами поместной церкви автономно» (Цит. по: Там же. С. 391).

32 10 сентября по григорианскому календарю.

33 Грамота Императора Петра Первого к Патриарху Константинопольскому Иеремии // Переписка Петра I С Восточными Патриархами. Б/м, б/г. С. 6.

34 См.: Там же. С. 2–4.

35 Там же. С. 7.

36 См.: Остзейский особый порядок [Электронный ресурс] // ESTONICA: Энциклопедия об Эстонии. URL: http://www.estonica.org/ru/История/1710-1850_гг_Остзейский_особый_порядок (дата обращения: 16.10.2020)).

37 Самарин Ю.Ф. Православные латыши // Ю.Ф. Самарин. Окраины России / Собр. соч. в 12 т. Т. 8. М.: Издание Д. Самарина, 1890. С. 572.

38 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. С. 349.

39 Сахаров С.П. Рижские православные архипастыри за сто лет (1836–1936). Даугавпилс, 1937. С. 22.

40 Лейсман Н., свящ. Состоящее под Высочайшим покровительством Ея Императорского Величества Государыни Императрицы Прибалтийское Православное Братство Христа Спасителя и Покрова Божией Матери // Рижские епархиальные ведомости за 1892 г. Рига, 1892. № 18. С. 679.

41 См. Там же.

42 Берташ А., прот. Православная Церковь в Эстонии в 1880–1917 гг. // ЭПЦ: 100 лет автономии. С. 135.

43 См.: AndersenL. Eesti kooli ajalugu. Algusest kuni 1940. aastani. Tallinn: Avita, 1995. С. 137.

44 См.: Совещание эстонский православных деятелей в г. Ревеле 6–7 апр. 1917 года. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д.1. Л. 5, 15, 25 об.

45 Берташ А., прот. Православная Церковь в Эстонии в 1880–1917 гг. С. 135.

46 Андреева Н.С. Прибалтийские немцы и российская правительственная политика в начале XX века // Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat. URL: http://www.dissercat.com/content/pribaltiiskie-nemtsy-irossiiskaya-pravitelstvennaya-politika-v-nachale-20-veka#ixzz3IiG9j3SL (дата обращения: 21.05.2015).

47 Гаврилин А.В. Очерки истории Рижской епархии. Rīga, 1999. С. 288.

48 Берташ А., прот. Православная Церковь в Эстонии в 1880–1917 гг. С. 136–137.

49 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. С. 350.

50 Из архива князя С.В. Шаховского. СПб., 1910. Т. III. С. LXVII.

51 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. С. 345–346.

52 См.: Пярт И.П. Практики соборности в Рижской епархии. Съезды духовенства в начале ХХ века // Церковь и время. № 3(84). 2018. С. 109–146.

53 См.: Берташ А., прот. Православная Церковь в Эстонии в 1880–1917 гг. // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 157.

54 Совещание эстонских православных деятелей в г. Ревеле 6–7 апр. 1917 года. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 1. Л. 16.

55 Указ Патриарха Московского и всея России Тихона Епархиальному Совету Эстонской Республики от 09.12.1919 г. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 248. Л. 92–92 об.

56 Высшее Церковное Управление – возглавлявшийся Патриархом высший орган управления Православной Российской Церкви, объединявший Священный Синод и Высший Церковный Совет.

57 См. подроб.: Письмо Святейшего Патриарха Тихона от 17.06.1920 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.248. Л. 75–76 об.

58 Письмо митр. Сергия (Страгородского) от 28.06.1920 г. П. Сеппу о предоставлении автономии. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.1140 (без пагинации).

59 Обращение представителей Собора Финляндской Православной Церкви в Церковно-учебное министерство в сентябре 1919 г. ЭГА. Ф.1278. Оп.1. Д.416. Л.40.

60 Обращение представителей Собора Финляндской Православной Церкви в Церковно-учебное министерство в сентябре 1919 г. ЭГА. Ф.1278. Оп.1. Д.416. Л.40 об.

61 Там же. Л.42.

62 См.: Балтийский архив. Русская культура в Прибалтике. [Т.] IX. Вильнюс: Русские творческие ресурсы Балтии; Изд-во Вильнюсского ун-та, 2005. С. 134–162. См. также: Докладная записка ревельского благочинного А.П. Аристова министру исповеданий Северо-западного правительства (1919 г.) / Публ. и коммент. С.Г. Исакова // Там же. С. 163–174.

63 Обращение Духовного Совета русских приходов Православной Церкви Эстии. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.277. Л. 6 об.

64 Как объясняет прот. Нигуль Хиндо, поскольку названия Православных Церквей обычно содержат указание на традиционно-православные народы или государства, вставка «апостольская» подчеркивает происхождение Церкви «из апостольских времен» (HindoN. Märkmeid Eesti Apostlik-Ortodoksse Kiriku nimetuse, vaimulike koosseisu ja kirikuliikmete arvu kohta paguluses // Eesti Apostlik Ortodoksne Kirik Eksiilis 1944–1960. Stockholm: Eesti Apostliku Ortodoksse Kiriku Kulruurifond, 1961. Lk 188).

65 См.: Выписка из Протокола № 2 заседания Собора ЭАПЦ от 02.09.1920 г. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 260. Л. 2–2 об.

66 См.: Обращение Духовного Совета русских приходов Православной Церкви Эстии. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.277. Л. 6 об.

67 Протокол № 2 от 15.06.1922 г. Собора ЭАПЦ. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.13. Л. 6 об.

68 Протокол № 3 от 16.06.1922 г. Собора ЭАПЦ. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.13. Л. 10.

69 Протокол № 2 от 15.06.1922 г. Собора ЭАПЦ. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.13. Л. 7.

70 Русский Сборник: Исследования по истории России / Ред.‑сост. О.Р. Айрапетов, М.А. Колеров, Брюс Меннинг, А.Ю. Полунов, Пол Чейсти. Т. XIX. М.: Модест Колеров, 2016. С. 553.

71 Обращение архиеп. Александра (Паулуса) и Синода ЭАПЦ к Патриарху Константинопольскому Мелетию (Метаксакису). ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.248. Л. 6–7 об.

72 ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л. 66.

73 Письмо Приходского Совета 40-мученического прихода г. Печор Синоду ЭАПЦ от 16.09.1940 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л. 67.

74 Обращение архиеп. Александра (Паулуса) и Синода ЭАПЦ к Патриарху Константинопольскому Мелетию (Метаксакису). ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.248. Л. 7.

75 Цит. по: Põld A. History of the Orthodox Church of Estonia // The Autonomous Orthodox Church of Estonia / L’Eglise autonome orthodoxe d’Estonie: Approche historique et nomocanonique. Ed.: Archim. Grigorios D. Papathomas, r. p. Matthias H. Palli. Athenes, 2002. P. 276; Православие в Эстонии: Исследования и документы. В 2-х т. / Ред.: прот. Н. Балашов, С.Л. Кравец. – М.: ЦНЦ «Православная энциклопедия», 2010. Т.2. С. 41–42.

76 См.: ЭИА. Ф.5355. Оп. 1. Д.473. Л. 49; Православие в Эстонии. Т. 2. С. 42–45.

77 Православие в Эстонии. Т. 2. С. 44.

78 Там же. С. 42.

79 The Autonomous Orthodox Church of Estonia / L’Eglise autonome orthodoxe d’Estonie: Approche historique et nomocanonique. Ed.: Archim. Grigorios D. Papathomas, r. p. Matthias H. Palli. Athenes, 2002. Р. 116–117.

80 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 46–49.

81 Доклад о деятельности приходского совета [Александро-Невского храма в Ревеле] за истекший со времени его избрания период. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.1138. Л.38.

82 Протокол совещания Синода ЭАПЦ от 11.09.1923 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.1133. Л.14–14 об.

83 См.: Письмо митр. Александра Патриарху Тихону от 12.12.1923 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.260. Л. 12–14.

84 Письмо митр. Александра Патриарху Тихону от 12.12.1923 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.260. Л. 13.

85 См. расписку свт. Тихона в получении: ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 422. Л. 1.

86 Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии: О книге архимандрита Григория Папатомаса «Несчастье быть маленькой церковью в маленькой стране». Таллин, 2013. С. 40.

87 См.: Põld A., r. p. History of the Orthodox Church of Estonia // The Autonomous Orthodox Church of Estonia. Р. 281.

88 См.: Балашов Н., прот., Прекуп И., прот. Проблемы Православия в Эстонии… С. 38–39.

89 Протокол № 4 Собора ЭАПЦ 1924 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.14. Л. 6–6 об.

90 Циркуляр Епархиального Совета Нарвской епархии № 29 от 28.10.1924 г. ЭИА. Ф.1898. Оп.1. Д.69 (без пагинации).

91 См.: Протокол № 3 Собора ЭАПЦ 1924 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.14. Л.5–5 об.

92 Письмо Патриарха Константинопольского Василия митр. Таллинскому и всея Эстонии Александру (Паулусу) от 01.12.1925 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.313. Л. 3 об.–4, 96–97.

93 См.: Мянник С.Г. Митрополит Таллиннский и всея Эстонии Александр (Паулус) // Православие в Балтии, № 8(17). С. 146.

94 См. резолюцию митр. Елевферия от 01.09.1940 г. на обращении Печерского 40-мученического прихода от 05.08.1940 г. о принятии его в свое «временное архипастырское ведение»: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.72–72 об.; доклад митр. Александру, отражающий, как до безобразия оживленно на приходах проходило обсуждение сложившейся ситуации: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.65–65 об.; письма Приходского Совета Печерского 40-мученического прихода Синоду ЭАПЦ от 16.09.1940 г.: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.67–67 об. и митр. Александру от 23.10.1940 г.: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.84; того же Приходского Совета воззвание от 07.09.1940 г. к другим приходским советам: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.66–66 об.; письмо от 13.11.1940 г. Нарвского еп. Павла (Дмитровского) митр. Таллинскому и всея Эстонии Александру: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л. 123.

95 Выписка из протокола заседания Совета Раквереского прихода от 30.09.1940 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л. 75.

96 Обращение Синода ЭАПЦ к Нарвскому Епархиальному Совету от 25.09.1940 г. ЭИА.1655. Оп.2. Д.2629. Л.2.

97 См.: ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.86–87.

98 См.: Письмо митр. Сергия (Страгородского) митр. Александру (Паулусу) № 679 от 13.12.1940 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.91–92 об.

99 Там же. Л.92.

100 См. соответствующий Указ от 20.12.1940 г.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 124–125.

101 Alexander (Paulus). The truth about Archbishop Sergius. An NKVD undermining Estonian church life (1943/1950) // Palli M.H., Papathomas G.D. The Autonomous Orthodox Church of Estonia. L’Eglise autonome orthodoxe d’ Estonie. Approche historique et nomocanonique. Thessaloniki: Editions Pektasis, 2002. P. 186–195; Петров И.В. Воссоединение ЭАПЦ с РПЦ в 1941 г.: покаянное возвращение в лоно Матери-Церкви? // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии [Сборник материалов одноименной конференции (Таллин, 26–27 ноября 2020 г.)] / Ред. прот. Игорь Прекуп. Таллин, 2021. С. 367.

102 См.: Протокол заседания Синода ЭАПЦ от 17.01.1941 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.422. Л. 12–12 об.

103 Там же. Л. 12 об.

104 Указ Московской Патриархии № 75 от 25.02.1941 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.427. Л.19.

105 См.: Указ Московской Патриархии № 100 от 01.03.1941 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.416. Л.95–98.

106 См.: Швак Т. Проблема канонической юрисдикции в православной церкви Эстонии. С. 554.

107 Акт о присоединении из бывшей Эстонской автокефалии к Матери-Церкви Российской митрополита Александра (Паулуса). ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.431. Л. 274.

108 См.: The Autonomous Orthodox Church of Estonia. P. 195.

109 См.: Петров И.В. Воссоединение ЭАПЦ с РПЦ в 1941 г.: покаянное возвращение в лоно Матери-Церкви? // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 377.

110 См.: Там же. С. 379.

111 См. подроб.: Письмо свящ. Владимира Хийесалу митр. Александру (Паулусу) от 16.05.1941 г. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.360. Л.206–206 об.

112 Шкаровский М.В. Эстонская Православная Церковь в период Великой Отечественной войны // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 388.

113 Обращение митр. Сергия (Воскресенского) ко всем верным чадам св. Православной Церкви Латвии, Литвы и Эстонии. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.427. Л.6.

114 Циркуляр митр. Александра (Паулуса) от 14.10.1941 г. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2629. Л. 18–18 об.

115 Письмо митр. Александра еп. Павлу от 30.06.1942 г. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 2. Д. 2629. Л. 30.

116 Письмо еп. Павла (Дмитровского) прот. Иоанну Богоявленскому от 02.06.1942 г. EAA.1655.2.2629, lh 23.

117 Проект указа митр. Александра (Паулуса) об увольнении еп. Павла (Дмитровского) от управления Нарвской епархией. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 430. Л. 199.

118 Шкаровский М.В. Эстонская Православная Церковь в период Великой Отечественной войны // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 395.

119 Письмо Ревельского Генералкомиссара митр. Александру (Паулусу) от 28.10.1942 г. о названии его церковной структуры и о воздержании от общения с Константинополем. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 431. Л. 228.

120 См.: Циркулярное письмо от 25.11.1942 г. о регистрации Православного Экзархата Прибалтики и Нарвской епархии. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 431. Л. 278.

121 См.: Обращения к митр. Александру (Паулусу) о желании пребывать в его окормлении. ЭИА. Ф.1655. Оп.3. Д.430. Л.84–84 об., 85, 125, 159, 172–173.

122 Письмо митр. Сергия (Воскресенского) митр. Александру (Паулусу) от 12.10.1942 г. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 431. Л. 252–253.

123 Указ митр. Сергия (Воскресенского) от 05.11.1942 г. о запрещении в священнослужении митр. Александра (Паулуса) и о его увольнении от управления Эстляндской епархией, подписанный, кроме Экзарха, еще тремя архиереями Прибалтийского экзархата: архиеп. Иаковом Митавским, еп. Павлом Нарвским и еп. Даниилом Ковенским. ЭИА. Ф. 1655. Оп. 3. Д. 431. Л. 270–273.

124 См.: Välbe J. Meie kirik paguluses // Apostlik õigeusk. 100 aastat Eestis. Vetlanda: E.A.Õ. Kiriku ajutise Sinodi kirjastus, 1951. Lk 30.

125 См.: Hindo N. Märkmeid Eesti Apostlik-Ortodoksse Kiriku nimetuse, vaimulike koosseisu ja kirikuliikmete arvu kohta paguluses // Eesti Apostlik Ortodoksne Kirik Eksiilis 1944–1960. Stockholm: Eesti Apostliku Ortodoksse Kiriku Kulruurifond, 1961. Lk 189.

126 СычевА., свящ. «Eesti õigeusu piiskopkonna halduskorraldus ja vaimulikkond aastal 1945–1953». Магистерская работа. Тарту, 2004. С. 41.

127 Мянник С.Г. Эстонская Православная Церковь в эмиграции и на Родине после Второй мировой войны // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 409.

128 См.: Циркуляр Синода ЭАПМ от 20.02.1945 г. о подаче заявлений на воссоединение с Московским Патриархатом. ЭИА. Ф.1939. Оп.1. Д.39 (без пагинации).

129 Православие в Эстонии. Т. 2. С. 188.

130 Там же. С. 188–189.

131 Там же. С. 189.

132 Там же. С. 194.

133 Там же. С. 196.

134 Там же. С. 197.

135 Там же. С. 197–198.

136 Петров И.В. Воссоединение ЭАПЦ с РПЦ в 1941 г.: покаянное возвращение в лоно Матери-Церкви? // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 384.

137 Там же.

138 См.: Мянник С.Г. Эстонская Православная Церковь в эмиграции и на Родине после Второй мировой войны // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 416.

139 См.: Eesti Vabariik 90. Sündmused ja arengud. Tallinn: Eesti Entüklopeediakirjastus, 2008. Lk 151, 187.

140 Петров И.В. Православная Балтия 1939 – 1953 гг.: Период войн, репрессий и межнациональных противоречий. – СПб.: Бумажные книги, 2016. С. 279.

141 Непочатнова М.И. Положение Церкви в Эстонии в условиях государственного атеизма в 1944–1964 гг. Дисс. на соиск. уч. ст. канд. теол. – М., 2020. С. 196.

142 См.: Там же. С. 210–214.

143 См.: Там же. С. 223–224.

144 См.: Мянник С.Г. Эстонская Православная Церковь в эмиграции и на Родине после Второй мировой войны // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 415–420.

145 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии. С. 454.

146 Сычев А., свящ. Эстонская православная епархия под давлением советской антирелигиозной политики в 1954–1964 гг. (Sõtšov Andrei. Eesi õigeusu piiskopkond nõukogude religioonipoliitika mõjuväljas). Дисс. на соиск. уч. ст. PhD ист. н. – Тарту, 2008. С. 146.

147 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии… С. 454.

148 Там же. С. 455.

149 См.: Сычев А., свящ. Эстонская православная епархия под давлением советской антирелигиозной политики в 1954–1964 гг. С. 143.

150 Алексий II, Патриарх Московский и всея Руси. Православие в Эстонии… С. 473.

151 Там же. С. 457.

152 Там же.

153 Там же. С. 458.

154 Там же. С. 480.

155 Лишь 17 лет спустя, как плод многолетних дискуссий, в процессе работы Межправославной подготовительной комиссии, заседавшей 9–17 декабря 2009 г. в Шамбези, был принят проект документа «Автономия и способ ее провозглашения», в котором впервые прозвучало, что автономию предоставляет та Автокефальная Церковь, к которой относится каноническая структура, провозглашаемая автономной. Проект был утвержден на Всеправославном Предсоборном совещании Предстоятелей Поместных Православных Церквей в Шамбези 21–28 января 2016 г. Затем окончательно принят в том же году на Критском Соборе.

156 См.: Журнал № 63 заседания Священного Синода Русской Православной Церкви от 11 августа 1992 года; Православие в Эстонии. Т. 2. С. 211.

157 Последний день независимости Эстонской Республики межвоенного периода.

158 Закон об основах реформы собственности был принят 13.06.1991 г. и вступил в силу 20.06.1991 г.

159 Архив ЭПЦ МП; Православие в Эстонии. Т. 2. С. 225.

160 Подроб. о верности священнослужителей-эстонцев см.: Прекуп И., прот. Восстановление автономии ЭПЦ, раскол и его поддержка Константинопольским Патриархом Варфоломеем, затяжной церковно-государственный конфликт и его преодоление // Эстонская Православная Церковь: 100 лет автономии. С. 441–444.

161 Архив ЭПЦ МП.

162 Там же.

163 Там же.

164 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 258–262.

165 Архив ЭПЦ МП.

166 См.: Там же.

167 Православие в Эстонии. Т. 2. С. 295.

168 Архив ЭПЦ МП.

169 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 307.

170 Патриарший и Синодальный Акт о возобновлении Патриаршего и Синодального Томоса от 1923 года об Эстонской Православной Митрополии // Архив ЭПЦ МП.

171 Коммюнике Верховного Секретариата и Священного Синода Вселенского Патриархата от 22.02.1996 г. ЖМП. 1996. №3. С. 14.

172 Телеграмма Патриарха Алексия Патриарху Варфоломею от 22.02.1996 г. // Православие в Эстонии. Т. 2. С. 327.

173 См.: ЖМП. 1996. № 3. С. 8.

174 Архив ЭПЦ МП.

175 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 400–401.

176 Православие в Эстонии. Т. 1. С. 294.

177 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 523–527.

178 См.: Там же. С. 527–534.

179 Православие в Эстонии. Т. 1. С. 310.